красное, сморщенное существо, которое было ее ребенком, то услышала голос повитухи:
– У вас девочка, мадам! Причем на редкость крепенькая и красивая – вся в мать!
Девочку назвали Клодетт.
* * *
Лиза сама не понимала, как у нее все получается: и заботиться о дочке, и одновременно работать. Ближе к лету они переехали в новую мастерскую, побольше и светлее.
Они все – в том числе и «Мона Лиза», которая висела теперь в детской. На картину никто не обращал внимания, считая ее копией. А Лиза не собиралась говорить правду.
Отец оказался великолепным дедом, на время даже забросив написание своего, как он заявлял, самого важного философского труда. Хотя каждый труд, над которым он работал, был самым важным.
К Лизе повадился ходить Сергей Апполинарьевич, который, кажется, на самом деле влюбился в нее и даже сделал предложение, причем не одно, а целых три, на каждое из которых она ответила отказом.
Теперь, после смерти матери, ему требовалась опора в жизни и твердая женская рука. Лиза же была счастлива и не считала, что ее жизнь должна меняться.
У нее была дочка, работа, благополучие. И «Мона Лиза» – ее «Мона Лиза», которую все принимали за копию.
И ей не требовался никакой Сергей Апполинарьевич.
* * *
Зато его незамужние сестры, младшая и старшая, уделяли Клодетт почти все свободное время, души в ней не чая. Девочка привязалась к этим двум особам, считая их своими тетками, и Лиза, вначале скептически относившаяся к этому общению, со временем поняла: пусть она и не вышла замуж за Сергея Апполинарьевича, его сестры стали для ее дочки близкими людьми.
Более того, сестры трепетали перед Лизой, восторгаясь тем, что у нее была работа, более того, работа творческая и приносившая деньги, на которые они и жили. И Лиза, раньше постоянно намекавшая отцу, что сестры Сергея Апполинарьевича тоже могут найти себе какое-то занятие, поняла, что они его нашли: стали тетушками ее Клодетт.
* * *
Та же росла не по дням, а по часам. Отец твердил, что она пошла в его покойницу жену, а Лиза не сомневалась: в Клода. Те же русые волосы, тот же цвет глаз, тот же взгляд – и тот же далеко не самый простой характер.
Время от времени Лиза узнавала от клиентов о судьбе сына Клода: он был привезен бабкой в Париж, где та рьяно занялась воспитанием внука, разом лишившегося обоих родителей и став наследником огромного состояния.
Никаких укоров совести Лиза не испытывала: мать Клода ни за что бы не одобрила их мезальянс, а если так, то незачем ей и знать, что у нее помимо внука есть еще и внучка.
Клодетт была внучкой ее отца – и никого более. Так же, как и «Мона Лиза», девочка принадлежала ей – и только ей!
* * *
А летом 1913 года наконец разнеслась сенсационная весть: «Мону Лизу» обнаружили во Флоренции, в чемодане под кроватью итальянского рабочего, который вынес ее двумя годами ранее из Лувра.
Читая об этом в газетах, Лиза не сомневалась: та картина, которая сначала с триумфом была провезена по Италии, а потом, сопровождаемая газетной истерией, уже в январе нового, 1914-го, года вернулась во Францию и заняла почетное место в Лувре, теперь уже в отдельном зале, была подделкой.
Изготовленной ею подделкой.
* * *
Сестры Сергея Апполинарьевича, взбудораженные вестью о возвращении «Моны Лизы» в Лувр, пожелали посмотреть на нее. Лиза знала, что могла бы указать им на «Мону Лизу» в детской Клодетт и сказать, что это и есть подлинник, но не стала так делать.
Вместо этого они всем семейством, с юной Клодетт и даже с дедом, отправились в Лувр, чтобы взглянуть на самую известную картину в мире.
Пробиться в зал, где висела «Мона Лиза», было сложно. Когда они наконец подошли к ней, Лиза испытала чувство удовлетворения.
Да, это была, вне всякого сомнения, ее копия: она сразу же узнала свою работу. Как странно и смешно, что все вокруг не могли понять, что это не оригинал, а подделка. Выходит, даже эксперты Лувра попались на эту уловку. Видимо, подделка была такая высококлассная – или…
Или, эксперты, установив, что в их руках все же оказалась именно подделка, а не оригинал, и понимая, что это грозит серьезным международным скандалом, не исключено, с драматическими дипломатическими последствиями, в особенности после триумфального возвращения «синьоры» из Италии и судебного процесса над рабочим, вынесшим ее из Лувра и получившим небольшой срок, чем ужасно гордился, приняли решение презентовать публике копию, заставив всех поверить, что это подлинник.
Все равно, похоже, миру неважно, что висит в Лувре: оригинал или копия. «Мона Лиза» давно перестала быть просто картиной – она стала мифом.
* * *
…В Лувре Лиза столкнулась с Гертрудой, которая была в сопровождении своей свиты (Пабло к ней уже не принадлежал – у него давно появилась своя собственная). Заметив малышку Клодетт, та сказала:
– Ах, какая прелестная девочка! Кого же она мне неуловимо напоминает?..
Лиза быстро ответила:
– Кого бы ни напоминала, все это осталось в прошлом. В далеком прошлом…
Понимающе кивнув, Гертруда заметила:
– Что же, это мудрое решение. Ты, крошка, нашла свою дорогу в жизни. В отличие от всех этих обалдуев…
Она кивнула в сторону своей свиты – пестрой, шумной, эксцентричной.
– И ты довольна тем, что имеешь? – спросила Гертруда.
Лиза подумала о том, что у нее, собственно, имеется все, что ей требовалось: отец, ставший чудным дедом, дочка, любимица двух теток, пусть и не родных, даже вечный ухажер Сергей Апполинарьевич, не терявший надежды сделать четвертое предложение руки и сердца и получить согласие.
И «Мона Лиза» – ее «Мона Лиза»!
– Вы тоже смотрели на итальянскую синьору? – произнесла Гертруда. – Я не большая любительница всех этих древних вещей, по мне – будущее за ними и их работами…
Она кивнула на свою свиту.
– Не всех, конечно, но некоторых – точно. Среди них ведь тоже имеются современные леонардо. Повторюсь, я не любительница и не эксперт по Ренессансу, но сдается мне, что итальянская синьора выглядит после возвращения как-то иначе…
Сердце у Лизы провалилось куда-то в тартарары. Как может быть, что Гертруда, экспертом в живописи не являвшаяся, заметила, что в Лувре теперь висит подделка? О чем она не подозревала, так это о том, что беседует с той, которая эту подделку и сотворила. Или подозревает – для этого и завела весь этот разговор?
Лиза молчала, и Гертруда со смехом продолжила:
– Думаю, просто итальянский отпуск пошел синьоре на пользу! Еще бы, ведь она без малого
