бы знать, каковы её планы на будущее?
– Н-да, – Лунащук то ли соглашался, то ли выказывал сомнение.
– Что Кунцевич? – поинтересовался Владимир Гаврилович.
Михаил Александрович только пожал плечами.
– Значит, венчание прошло в церкви Иконы Казанской Божьей Матери? – чтобы заполнить паузу, уточнил начальник сыскной полиции.
– Да, там, – и Лунащук добавил: – втайне ото всех, как в романах графа Салиаса.
– Граф в своих романах блещет исключительно авторской фантазией, а здесь, мне кажется, жизнь внесла свои правки, да и к тому же нещадно била каждую минуту…
– Это так, но… – Лунащук остановился.
– Михаил Александрович, продолжайте. Не надо ничего держать в себе. Мы собрались, чтобы двигаться вперёд.
– Я немного об ином, – он облизнул губы. – У каждого из нас порой выпадают страшные или трагические минуты, но такое обстоятельство не даёт нам право вести себя неподобающим образом и проливать кровь направо и налево.
– Вы правы, Михаил Александрович, я ни в коей мере не оправдываю девицу, если она виновна.
– Вы сомневаетесь?
– Отнюдь, – после некоторой паузы сказал Филиппов.
День не предвещал ни туч, ни даже облаков. Хотя солнце вошло в силу, ветерок с реки расслаблял, и не хотелось ничего делать. Сейчас бы сесть на лавочку, подставить лицо дневному светилу и подремать бы в неге и удовольствии.
Власков направился в волостное управление, но там служили новые люди, не слыхавшие про семейство Степановых. Посоветовали обратиться к старосте – тот старожил, живёт в деревне с рождения, поэтому может что-то вспомнить.
Староста, низенький старичок со впалыми щеками, долго о чём-то думал, потом выдал:
– Жило в наших краях семейство Степановых лет двадцать – двадцать пять назад. Глава семейства, уж не припомню его имена, увёз дочь, кажется, в самом деле её кликали Катерина, в столицу, да там и оставил. Вроде бы в услужении, но я толком не помню. Давно уж это было. Их никого в живых и не осталось. У нас прошла здесь старуха с косой, так многих под корень выкосила. Теперь вон за селом рядком и лежат. А вторые… – старик задумался, взъерошил редкие волосы. – Может, вы, ваше благородие, о тех погорельцах из Порошино? Отсюда до того села вот по этой дороге с полверсты. Так там жили какие-то Степановы. Отец с шестью детьми, жена его при родах последнего померла, вместе с только родившимся дитятей. Так вот, он самодур был и пьяница. Дом его по ночному времени сгорел вместе с детьми. Так он не стал отстраиваться, а суму в руки взял, да по свету пошёл колесить.
– А у него кто-то в живых остался?
– Не помню, но мне кажется, дочка. И не спрашивайте, как зовут, всё равно не вспомню. Сходите в Порошино, может, кто и вспомнит.
В селе действительно про самодура рассказали, поведали, что оставшуюся дочку звали Марфой и пошла она с отцом в город, а что там сталось…Только приподнимали плечи и морщили лбы.
Ничего нового Власкову узнать не удалось. В десятилетнем возрасте Марфа (а искомая ли это Марфа? Не простая ли тёзка? Ведь по России Марф…) с отцом уехала в город. Но в какой, тоже оставалось загадкой. Что далее произошло, не докопаться.
Рассуждения Лунащука и Владимира Гавриловича прервал приход Мечислава Николаевича, на лице которого застыло выражение недоумения и растерянности.
– Что с вами стряслось, Мечислав Николаевич? – выказал интерес начальник сыскной полиции.
Кунцевич тяжело вздохнул.
– Ничего особенного, только вот мои источники ничего не могут поведать о Марфе Степановой. Живёт при доме, нигде не показывается, ни с кем не встречается, товарок не имеет. Занята только дочкой Висковитова, да хождением в церковь. Эдакий невинный цветочек.
– Невинный, говорите, – на лице Лунащука появилась улыбка.
– Я что-то пропустил?
– Этот невинный цветочек месяц тому обвенчался с покойным Михаилом Семёновичем, да ещё тайно.
– Вот это номер, – Кунцевич выглядел удивлённым.
– Истинная правда, – подтвердил Михаил Александрович, – я самолично видел запись в церкви Казанской Иконы Божьей Матери.
– Это которая при Мало-Охтинском кладбище?
– Совершенно верно.
– Месяц тому, говорите?
– Чуть больше, – уточнил Лунащук, – если это столь важно.
– Важно другое. Вы говорите, венчание состоялось месяц тому, то есть до убийства Андреевых.
– Вы хотите сказать, что у Марфы образовался мотив для совершения преступления?
– Не знаю, – покачал головой Мечислав Николаевич, – я сказал то, что хотел сказать.
– Нет, – Филиппов пальцем покрутил ус, – мы предполагали, что Висковитов избавился от тестя с тёщей, узнав от подельников об убийстве Анциферовых. Благо, возникла ситуация, когда можно списать преступление на других. А если Марфа, услышав разговор Михаила Семёновича с поляком и чухонцем, решила стать хозяйкой в доме… Тем более, она не могла знать, каким орудием совершены убийства, и взяла топор.
– Вполне возможный вариант. Но Катерина, – дополнил начальника Кунцевич, – заподозрила, что Висковитов – убийца, и вызвала его на разговор.
– Тогда, должно быть, Марфа услышала разговор между тётей и мужем?
– Возможно, она следила за Висковитовым, ведь он начал сильно пить и мог в таком состоянии проболтаться, – продолжал Мечислав Николаевич. – Вот этим вызваны её слова, – Он посмотрел на Филиппова. – Вы говорили, когда пришли для разговора, Марфа сказала, что Катерина вышла полчаса назад. Наверное, здесь она выгораживала Висковитова, чтобы на него не пала тень подозрения. Сама же заметила, как тётя направилась вниз, в дровяник, и там закрыла ей рот как свидетельнице, которая о чём-то догадалась или что-то видела.
– Нет, не видела, – Владимир Гаврилович откинулся на спинку стула. – Катерина просто догадалась, когда узнала о трагедии в семье Анциферовых. Связала их убийство со смертью Андреевых и захотела выяснить правду, а может быть, хотела что-то иное. Видимо, узнать об этом мы уже не сможем.
– Наверное. Висковитов мёртв, Катерина зарезана.
– Остаётся Марфа.
– Вы думаете, она заговорит?
– Не уверен, но есть надежда.
Власков не терял надежды. Он хотел переговорить с урядником, но это ему не удалось. К тому же последний всего два года занимался охраной правопорядка на порученном месте и старых жителей, отбывших в чужие края, не знал и даже о них не слышал.
– Надежда… – с улыбкой повторил Кунцевич. – Если мы верно представляем себе девицу, то она тёртый калач, и её голыми руками не взять.
– Что предлагаете вы, Мечислав Николаевич?
– Для того, чтобы Марфа показала своё истинное лицо, нужно её спровоцировать на дальнейшие преступные деяния.
– А если мы ошибаемся и заставим Марфу совершить противоправные деяния, что тогда?
– Любопытно, но можно получить непредсказуемый вариант.
– И какой?
– Может быть, к Марфе придёт сосед, или, – Лунащук начал импровизировать, – допустим, свидетель, который видел, как она совершила убийство в дровянике.
– Хорошо, но почему он так
