твои чувства начинают притупляться. Ты пробовал все, и в твоей жизни становится все меньше вещей, которые могут принести тебе эмоции. Поцелуи — одна из тех вещей, что приносит Девятой удовольствие, но они больше не ассоциируются у нее с любовью, с близкими чувствами. После всего, она использует их лишь для того, чтобы в принципе что-то почувствовать, но в случае с Лулу, в случае, когда она обнимает ее… да, это все еще можно назвать «любовью».
Девятой подарили поцелуй, который продлился не так долго, как ей хотелось бы, но достаточно, чтобы она почувствовала нечто большее, чем просто попытку спровоцировать эмоции. Но даже так, Лулу не перестала обнимать ее после этого, напротив, — она обняла ее лишь сильнее, давая понять, что она до сих пор тут, рядом.
— Ты не мимолетное событие, никогда таковым не была… ты единственная, кто смог дотянуться до меня…
— Если это правда, тогда скажи свое имя, настоящее имя… — неуверенно, но искреннее попросила Лулу. — Скажи, как тебя зовут по-настоящему, и я поверю тебе.
Даже сама Девятая хотела бы позабыть свое имя, но от него, кажется, не удерешь.
Как ни пытайся.
— Алиса… — ослабив свой хват, все же сказала Девятая. — Алиса Зиморожденная.
Лулу улыбнулась, обрадовавшись, что ей, наконец, довелось узнать ее старое имя.
— Тогда пусть Алиса Зиморожденная отомстит всем, кто ее обидел… — вжавшись еще сильнее в Девятую, сказала она. — Пусть Алиса сожжет весь мир, если ей от этого станет легче. Убей их всех, и вернись победоносной, такой, какой ты всегда и возвращалась ко мне.
— Хорошо… — так же расплывшись в улыбке, согласилась Девятая. — Это именно то, что я и собиралась сделать.
Девятая почувствовала, как ее дорогая Лулу исчезает из объятий.
— Тогда иди, Зола, — услышала она голос Лулу со всех сторон, отдающийся эхом. — Иди, и делай то, что тебе хочется.
Девятая замерла на месте, понимая, что Лулу и впрямь ушла, теперь точно навсегда. Она посмотрела вниз, на свое отражение, но оно тут же исказилось, когда из ее глаз полились слезы. В последний раз она плакала только от боли, очень давно, и то это был скорее рефлекс. Вот так просто взять, и заплакать из-за чувств, было для нее ново, хоть она и понимала, что это было нечто, что она просто очень давно забыла со временем.
Она забыла так много вещей, так много чувств, но прямо сейчас, все они хлынули разом. Девятая стояла одна, посреди астрального мира, только что потеряв дорогого человека. Целый мир ждал ее, чтобы нанести свой сокрушительный удар, а она не против вмазать ему сама, но до тех пор у нее были мгновения, когда она может немного порыдать, пока никто не видит.
Все же слезы были ей не к лицу, сильно мешая образу.
Вдруг, она почувствовала касания ладони на своей руке. С надеждой обернувшись, Девятая оказалась немного разочарована, ведь перед ней была не Лулу, но Андромеда, благодаря которой она и смогла проститься.
— Моя мать не попала в мир мертвых, она была заперта здесь, потому что у нее оставались сожаления… она хотела увидится со мной хоть раз, несмотря на то что я была результатом издевательств над ее телом. Когда я попала сюда, чтобы умереть… я встретилась с ней в первый, и в последний раз, — и здесь же я разрыдалась. Я не знаю, можно ли ступить в мир мертвых и вернуться, но я обязательно выясню, Зола. Не только ради тебя и Лулу, но и ради того, чтобы попытаться встретиться с ней еще раз.
— Только не забывай, что в реальности есть те, кто ждут тебя и так. Это самое прекрасное чувство, которого так легко лишиться, если ты окажешься достаточно глупой.
Нагнувшись, Девятая погладила Андромеду по голове и поцеловала ее в щеку, выражая признательность за то, что она позволила ей попасть в это место.
— Спасибо, — одобрительно покивав, ответила Андромеда. — Я задержусь здесь. Ненадолго.
Андромеда сделала шаг в сторону, открывая Девятой обзор на дверь. Простую, белую дверь, — символ, за которым ее ждало нечто. Выход отсюда.
— Но тебе пора уходить.
Глава 21
Воспользовавшись первой же возможностью, Герцог бежал, не желая и дальше присутствовать на празднике жизни Девятой и ее друзей. Он просчитался, потому что гибель Лулу поставила крест на возможность того, что Девятая сдастся с миром, а в равном бою он точно ей не соперник: он уже пытался до этого, и ничего хорошего не вышло. Насколько бы способным не был герцог, насколько не были бы уникальны его способности, против бессмертной, беспощадной машины для убийств он не мог ничего.
Войд, впрочем, не был согласен с таким раскладом, и отпускать герцога он не собирался. Жизнь Девятой находится для него в приоритете, ведь она для него самый важный человек в мире, и раз уж герцог решился показать свое истинное лицо, напав на нее в лоб, то и он оставаться в стороне не будет. В отличие от самой Девятой, у которой сейчас были другое проблемы, он мог погнаться за неприятелем. В конце концов, именно он и схватил его.
Но герцог вырвался из плена Войда сразу после внезапного перемещения. Он бежал, используя самую разнообразную магию, все сильнее отдаляясь от последствий, с которыми он так не хотел сталкиваться. К счастью, Войд настиг герцога почти что на пустыре, посреди поля… там, где он не сможет бесследно исчезнуть. Не сможет затеряться где-либо и уйти безнаказанным.
Когда герцог увидел темную дымку рядом, то сразу понял, что бежать уже некуда. Он остановился, ожидая, когда Войд, наконец, покажется ему в хоть какой-то вменяемой форме, с которой можно будет вести диалог.
— Зачем? — только и спросил Войд, сформировавшись из дымки во вполне себе конкретную, привычную фигуру. — Зачем ты затеял все это, зеркальный? Из-за Пандоры? О, ты всегда был вне своего ума, но сейчас…
В отличие от других людей, Войд предпочитал называть герцога «зеркальным». Таким образом, он связывал его истинную сущность больше c демоном, нежели человеком.
И это было не так уж далеко от истины. Войд знал это как никто другой.
— Зачем спрашиваешь, если и так знаешь ответ? Да и у меня с Девятой собственный счеты. Думаешь, я не знаю, что Луна погибла тогда зазря, прикрывая ее грешки?
— Ты действительно думаешь, что после смерти Лулу сможешь вот так просто уйти?
— Я не желал ее смерти, — признался герцог. — То, что произошло… я не хотел этого. Мне хотелось насолить Девятой, да побольше,
