городу Нойштадт. Тут начиналась полоса густых лесов. Именно здесь гитлеровское командование надеялось надолго сковать силы 2-го Белорусского фронта, чтобы получить возможность эвакуировать морем через Данциг и Гдыню остатки своей померанской группировки. Но расчеты фашистов и на этот раз не оправдались.
Все эти дни на переднем крае чувствовалось особое напряжение. На нашем участке фронта активно действовала немецкая артиллерия. Больше других мешала четырехорудийная батарея, обстреливавшая шоссе и железную дорогу, по которым подвозились боеприпасы, продовольствие и эвакуировались раненые. Легко понять досаду общевойсковых начальников, упрекавших нас в том, что мы не можем разведать и подавить эту злосчастную батарею.
Как-то утром мне позвонил Б. И. Кознов.
— На вашем участке активно действует батарея врага. Примите меры к разведке и уничтожению! — приказал он.
Начальник разведки бригады майор Г. В. Сидоренко доложил мне, что это цель 021 ведет огонь по развилке дорог западнее города Нойштадт.
Я срочно выехал в 1229-й артиллерийский полк. По докладу командира 1-го дивизиона майора Н. А. Семихова, немецкая батарея была засечена ночью, по вспышкам, пунктами сопряженного наблюдения. Я приказал выдвинуть НП одного из командиров батарей в соседнюю дивизию, откуда, возможно, визуально удалось бы разведать ее. Два дня охотились за гитлеровской батареей наши разведчики, но обнаружить так и не смогли: местность была холмистой и лесистой, враг умело маскировался. Лишь на третий день ее отыскал на одном из холмов командир батареи 1229-го гаубичного полка старший лейтенант Толстых.
Ночью он выдвинул наблюдательный пункт к подножию соседней высоты для того, чтобы лучше наблюдать за разрывами своих снарядов. Всего 800 метров отделяли его от вражеской батареи. Подготовив данные для стрельбы с большим смещением, он приказал открыть огонь первому орудию, где командиром был старший сержант Мухутдинов. У Мухутдинова почти весь расчет состоял из бойцов нового пополнения, пришедших к нам из госпиталей, и эта стрельба явилась для них как бы экзаменом на артиллерийскую зрелость. Расчет с заданием справился блестяще. Фашистская батарея была уничтожена.
Три дня — с 13 по 16 марта — части 40-го стрелкового корпуса, поддерживаемые огнем дивизии, вели наступательные действия, но успеха не добились. Сказались отсутствие тщательной разведки огневой системы противника и недостаточная подготовка. Все вопросы по рекогносцировке поля боя, уточнению взаимодействия между родами войск отрабатывались на ходу, в спешке. Требовалась перегруппировка сил, пополнение боеприпасами, а для этого нужно было подтянуть тылы, которые отстали во время нашего быстрого продвижения по Померании. Однако следовало и торопиться: Данциг и Гдыня уже полностью отрезаны и нельзя было дать немцам возможности вывезти морем живую силу и технику.
17 марта наша дивизия вместе с 40-м гвардейским стрелковым корпусом переместилась в район Лензитц. Это был тяжелый переход. Начиналась весенняя распутица. На единственной дороге, забитой войсками, техникой, часто создавались пробки. По мере продвижения к морю местность становилась все холмистее. Речки и речушки, озера, густые леса, балки, населенные пункты позволяли противнику вести здесь оборонительные бои в выгодных для него условиях.
19 марта началось общее наступление на Гдыню и Данциг. После 30-минутной артиллерийской подготовки, в которой участвовали все бригады дивизии, части корпуса перешли в наступление. Немцы отчаянно сопротивлялись. Каждый метр приходилось брать с боем. Нашим частям за день удалось продвинуться всего на 200–400 метров. Фактически, мы топтались на месте. Расчет на быстрый разгром врага ограниченными силами и без достаточной подготовки не оправдался.
Объяснялось это отчасти тем, что в результате быстрого продвижения цели в обороне противника определялись неточно, поэтому огонь артиллерии велся больше по площадям и, естественно, не давал должного эффекта. Кроме того, не были как следует отработаны вопросы взаимодействия всех родов войск в звене непосредственных исполнителей — командиров батальонов, дивизионов, рот и батарей. План взаимодействия, составленный в штабе корпуса был доведен до исполнителей с опозданием. Многие подразделения — стрелковые, танковые и артиллерийские — прибыли в район боевых действий позднее намеченных сроков и вынуждены были прямо с марша вступать в бой. Все это, конечно, не могло не сказаться на характере наших боевых действий.
Март был уже на исходе, весна в полном разгаре. По фронтовым дорогам, размытым вешними водами, — беспрерывное движение войск.
25 марта были взяты города Сопот и Олива. Охваченные с трех сторон — с четвертой было море — и разрезанные на две части, немецкие войска яростно сопротивлялись.
В боях, без сна и отдыха, прошли сутки. Мы приступили к перегруппировке своих частей.
...Узка извилистая лесная дорога. По ней ведут машины с орудиями на прицепах шоферы Седлецов, Климов, Ерташов, Коваленко. Путь трудный, дорога вся в выбоинах. Слева бьют вражеские пулеметы, срезанные пулями ветки падают в кузова. А ближе к Гдыне начинает бить и корабельная артиллерия.
В эти дни на должность командира 1229-го полка к нам прибыл Герой Советского Союза майор Николай Павлович Толмачев. Подполковник Роберман был освобожден от занимаемой должности.
Николая Павловича Толмачева назначили командиром не в 1229-й, а в 1220-й полк. По моему ходатайству на должность командира 1229-го полка был переведен Иван Григорьевич Войтенко.
Майору Толмачеву полк пришлось принимать в бою. Офицер он был опытный, обстрелянный. Во время боев на Карельском перешейке Толмачев командовал батареей дивизионной артиллерии. О его батарее писали газеты того времени. Перед Великой Отечественной войной Николай Павлович учился в артиллерийской академии. Не окончив ее, ушел на фронт. Командовал батареей, дивизионом, был заместителем командира полка. Пришлось ему послужить и в воздушно-десантных войсках. Приобретенный ранее опыт он хорошо использовал в нашем гаубичном полку для организации результативной разведки и контрминометной и контрбатарейной борьбы.
Я кратко охарактеризовал ему командный состав полка, заместителей, начальников служб, командиров дивизионов и батарей, ознакомил со сложной тактической обстановкой и поставил боевые задачи.
После этого мы вместе с ним выехали на наблюдательный пункт к И. Г. Войтенко. Не доезжая километра полтора до НП, мы остановились: машину пришлось оставить в укрытии, так как усилился не только артиллерийский, но и ружейно-пулеметный огонь противника. Слышались щелчки при ударах пуль по уцелевшим деревьям, на землю падали ветки, летели щепки. В это время наши танки и стрелковые подразделения выходили на исходное положение. Нам с Толмачевым пришлось преодолевать простреливаемое пространство короткими перебежками от укрытия к укрытию. Войтенко встретил нас на опушке, где находились НП командира дивизии, мой и командира 1220-го полка.
Я объявил майору Войтенко решение командира дивизии о переводе его в другой полк и приказал передать свои обязанности новому командиру полка майору Н. П. Толмачеву.
Войтенко, коренастый
