же день его вызывали в самых разных экстренных случаях — и он исполнял обязанности терапевта, хирурга, психиатра (в частности, один арестант пытался повеситься). Он поспешил сложить с себя полномочия и потребовал, чтобы его доставили на самолете обратно в Германию. Его ввели в заблуждение насчет этой работы. Выполняя ее, он не чувствовал себя в безопасности.
И поэтому в самый день Рождества мне с некоторой робостью позвонила дежурный комендант — умная и здравомыслящая женщина с хорошим чувством юмора, к которой я относился с большим уважением. Она спросила, не окажу ли я тюрьме услугу: не соглашусь ли все-таки выйти на дежурство, как прежде и было условлено.
Как часто бывает, устранять беспорядок пришлось не тому, кто за него в ответе. Я находился, так сказать, в позиции силы. Это было требование закона — совершенно правильное, — чтобы тюрьма всегда имела медицинскую страховку. Я мог бы пожаловаться на администратора и запросить тройную оплату, но я просто согласился выполнить эту просьбу, не поставив никаких условий.
Я вовсе не желал заставлять дежурного коменданта ежиться от неловкости или упрашивать. Вместо этого я предался восхитительному греху гордыни — втайне радуясь тому, какой же я приличный человек, как же развит во мне дух служения обществу. Я без лишний суеты поднял эстафетную палочку, которую уронил другой врач (я его, кстати, так и не видел: администратор посчитал, что в личной передаче полномочий нет необходимости).
Впрочем, я уже тогда попытался задуматься: какие же причины побудили больничного администратора устроить это столь странным образом? (Потом я еще не раз предпринимал попытки в этом разобраться.)
Речь явно не могла идти о необходимости сэкономить средства. И об улучшении качества медицинских услуг, вероятно, тоже: даже он не мог бы предположить, будто непроверенный специалист без опыта лучше человека по меньшей мере достаточно компетентного, который мог бы улучшить качество услуг. Я мог вообразить лишь одно объяснение — инстинктивную неприязнь ко мне (быть может, современные управленцы хорошо умеют распознавать тех, кто от них не в восторге). Но и эту причину я отверг: кто станет платить 15 тысяч фунтов за нечто совершенно бессмысленное, к тому же требующее привлечения ничего не подозревающей третьей стороны? Должно быть, существовала административная причина, но он был выдвинут на более высокий уровень в пенитенциарной администрации, и теперь в его ведении находится несколько тюрем.
Фредерику Бастиа наверняка понравился бы и еще один пример современного менеджмента.
Страховая компания направила ко мне на освидетельствование одного молодого человека. Незадолго до этого он оформил страховку на случай хронического заболевания — с весьма умеренными страховыми взносами (так как он был здоровый юноша, находившийся в хорошей физической форме). Вероятно, тут имеет смысл упомянуть, что те два знакомых мне убийпы. которые совершили свое преступление ради страховых выплат (как уже отмечалось, я встретил на своем веку всего двух таких убийц), незадолго до этого убедили своих будущих жертв повысить сумму оговоренной страховой премии в десять раз. Конечно, при этом пропорционально возрастали и страховые взносы, но эти преступники не ждали, чтобы жертва успела сделать так уж много взносов на этих новых условиях: они довольно быстро нанесли удар. Такое поведение послужило бы одним из ключей к раскрытию убийства даже для простодушного доктора Ватсона.
И что же? Вскоре после оформления страховки нашего здорового и спортивного юношу сразил недуг под названием «синдром хронической усталости». Здесь не место перечислять возможные причины этого синдрома (или поведенческого паттерна): одни полагают, что это хронические последствия какой-то таинственной вирусной инфекции, другие же — что это одна из современных форм того, что в XIX веке именовали неврастенией.
Так или иначе, этот синдром характеризуется состоянием крайней измотанности, наступающим при проявлении малейшего усилия, и может длиться много лет, порой даже всю жизнь. Не существует лабораторных тестов на это заболевание. Более того, диагностике даже мешает нахождение той или иной физической причины такой усталости: данный диагноз можно поставить лишь после того, как это состояние продлилось несколько месяцев и ему не удалось подыскать общепринятого медицинского объяснения.
Страховая компания, с которой юноша заключил договор, признавала синдром хронической усталости такой же болезнью, как все прочие. Тут незачем обсуждать, была ли она обязана это делать и имела ли она какой-то выбор. Она признавала этот синдром обычной болезнью — и направила ко мне этого молодого человека, чтобы я определил, удовлетворяет ли он критериям, необходимым для постановки такого диагноза.
В сущности, тут все сводилось к списку определенных признаков: если в нем стоит достаточное количество галочек, значит, у юноши есть этот синдром и он имеет право на получение страховых выплат от компании (быть может, до конца своих дней, а ведь не исключено, что он проживет еще лет шестьдесят или даже больше).
Молодой человек прибыл в больницу, облаченный в футболку и шорты. Я предварительно ознакомился с его историей болезни и отметил, что три года назад он сделал аналогичное заявление другой страховой компании — по поводу хронических болей в спине (трудно доказать, что этого заболеваний у кого-то нет, и оно мало коррелирует с физическими патологиями). Но компания отказала ему. Впрочем, сам факт, что когда-то он сделал заявление о наступлении страхового случая, которое сочли не подлежащим рассмотрению, еще не говорил о том, что его нынешнее заявление — мошенничество. В конце концов, даже завзятые ипохондрики болеют и умирают, иначе ипохондрия была бы эликсиром бессмертия.
По-видимому, юноша изучил свое (мнимое?) заболевание с помощью интернета, поскольку он весьма убедительно изложил мне историю того, как оно у него развивалось. Он хорошо готовился — можно даже сказать, старательно и прилежно. В течение предшествующих месяцев он много раз обращался к своему врачу с жалобами на чрезвычайную усталость, которая мгновенно усугубляется при любом усилии (в том числе и умственном), и заявлял, что проводит основную часть времени в постели, не будучи способен ничего делать, кроме как отдыхать.
Он хорошенько вооружился аргументами («препоясал чресла», по библейскому выражению), перед тем как меня посетить, но это, по его словам, стоило ему таких трудов, что он всерьез подумывал, не отменить ли визит. Я не мог найти никаких причин, чтобы оспорить диагноз (если не считать моего глубокого неверия в то, что это заболевание bona fide[42]), и сообщил об этом страховой компании. Впрочем, я позвонил ее главному медицинскому специалисту и признался, что подозреваю здесь мошенничество.
Я больше не думал об этом деле, пока месяца через три не получил по почте видеофильм. В приложенном письме страховая компания
