чего не вернулся после амнистии? Неужели столь лет обиду держал на нас?
— Не об этом говорите вы всё. Вон Мизанова на свою родненькую не наглядится сейчас, не надышится. Внукам радуется. А помнишь, Дашка, какой заморыш она у тебя была? Не чаяла, небось? Не разреши тогда Анисимов хлеб из-под снега собрать, отходила бы ты её? Нет, ты скажи, отходила бы?
Старуха Мизанова заплакала.
— Ты, Николай Петрович, первый колоски собирал, до разрешения председателева. Не возьми он тогда все на себя, куда бы ты загулял? Не спрашивал себя?
— Не говори, Фёдоровна, загулял бы, как есть загулял бы. А что ты делать будешь? Трудодня и до зимы не хватило…
— Промолчали тогда, знали — одному ответ.
— Ты, Марья, говори, чего затеяла? Не тяни душу.
— Верно, Марья, чего вспоминать теперь. Не вернешь ничего…
— Врач сказал, если он на зиму тут-то останется — не жилец больше. Надо ему от нас надолго податься. Мне вот Лытка деньги принес… Пускай, говорит, едет и лечится.
— Неужто правда?
— Не взяла я. А душу он мне вывернул. Неужели, думаю, кто знает его, не помогут? Кто всё знает… У него-то у самого — как ушел, так и пришел ни с чем. Только и есть, что ордена старые. Сберегла я их. И молчит все…
— По скольку ж собирать-то?
— Так побольше надо. Чтобы действительно помощь была, а не подачка какая. Чтобы от души еще было, — сказал старик Кузьменков.
— Тебе что ль несть, Марья? Аль к нему прямь?
— Не удумай — к нему. Он и знать-то ничего не должен.
— Я-то свою пенсию невестке сдала. Не знаю теперь прямо…
— Одолжи у кого. Или невестке скажи.
— Ей скажешь…
— Павлу Егоровичу обсказать все надо. А то неладно выйдет.
— Сама скажу.
Сомневаемся…
Переполненный зал старенького деревенского клуба гудел от голосов и выкриков. На сцену поднялся и встал перед столом президиума Степан Погодаев. Он выждал, когда шум немного притихнет, и сказал:
— Считаю, нам сразу надо делать скидку на плохой результат. Не собрать нам по семнадцать центнеров на круг. Да и с кормами, судя по всему, закукарекаем.
— Ты, Степа, как Господь Бог, всё наперед знаешь, — выкрикнул кто-то из зала.
— Верно он говорит, не потянем нынче!
— Это что за обязательства будут — меньше, чем за прошлый год. Куры засмеют…
Председательствующий главный инженер постучал по столу:
— Обосновывай свой пессимизм, Степан. Слушаем…
— Не пессимизм это. Реальный, как говорят, учет обстоятельств. Трезвый. Без ремонтных остались до весны, а то и до лета? Остались. Думали, к зиме переселимся все — выходит, опять весной или летом. Самая работа, а тут у кого о чем голова болеть будет. Это, как некоторые тут говорят, субъективные всё причины. А главное — на новых землях сеять будем. Что мы с них получим — знаете? На круг со всем, что есть, хорошо, если по пятнадцать дадим. А то и того меньше.
Перфильев спрыгнул со сцены и вернулся на свое место. Многие спешили тоже высказаться.
— Зачем на новых-то сеять? Пускай под паром лежат.
— Старые пустоши распахивать надо!
— С кем ты их распахивать будешь? Люди где?
— Павел Егорович, — поднялась одна из доярок. — Интересуемся, куда скот с новой фермы пастись погоним с весны? Выпаса от ней все дальние. Если на каждую дойку ездить, ноги протянешь.
— И трехразовая дойка полетит, — поддержала ее соседка.
— Поселим вас с коровами, бабоньки…
Зал бушевал. Смолин внимательно прислушивался к выкрикам и делал торопливые пометки в блокноте.
Поднялся бригадир кормозаготовительного звена:
— Прошу записать о пресса́х. Пресса́ вот как нужны будут. В сентябре затоплять начнет, корма бегом вывозить надо. Если не запрессуем — половину растеряем.
— Возить-то на чем собираешься?
— Шефов просить…
— Даст тебе «Сельхозтехника», разевай рот…
— О парниках чего никто не говорит — будут-нет?
Председательствующий встал, постучал пробкой по графину. Шум стал стихать.
К слову пришлось
В доме Смолина были сдвинуты с привычных мест вещи, на столе свалены стопки книг, которые Виктор просматривал, складывая в большой ящик. В дверь постучали.
— Не заперто! — крикнул Виктор.
В комнате осторожно возник Лыткин.
— Сам дома? — спросил он.
— Ещё нет. Он обычно поздно приходит.
— Дел-то, дел у него. Мне бы так на всю жизнь хватило, и ещё останется. Нет, не смог бы, нутра не хватит. Я чего пришел-то? Охотой он интересовался — когда, спрашивал, к зимовьюшке сходим? Патронов еще просил достать. Так я принес. Вот здесь положу, на виду…
— Я скажу.
— А на охоту — как сможет. Я всегда готов, как солдат. Хе-хе… Смеюсь, конечно, какой из меня солдат… Собираетесь, значит?
— Собираемся помаленьку…
— Это Павел Егорович правильно решил. Тут как по новому-то начнется — головы не сносить. И то плохо, и этого нет, и за это в ответе. Суета одна. Тут и Павел Егорович не везде дойдет, даром, что вон какой.
— Он не сам уходит… Ему предложили другую работу. Да и сердце дает знать…
— Это правильно, про работу мы знаем. А что сердце — это плохо. Это хуже некуда. Губят себя люди так-то, а спасибо никто не скажет. Ещё шпыняют — не так все, не так… Нет благодарности в людях. И понимания нет. Я жизнь прожил, хорошо знаю это все…
