глазами на своего секретаря. Тот вжал голову в плечи.
— Так ведь…
— Ладно, проехали.
На этом он подошел к камере девушек.
— А, Нарцисс и Эдельвейс. Прискорбно, но сегодня не ваш день. Ты, девочка моя, наверно, выступишь в следующий раз, — сказал он Хильд. — Так, идем дальше. Скала. Здесь все. Аским, вы всех запомнили? Чтобы к одиннадцати все были готовы.
— Будет сделано, господин Констанс, — ответил толстяк практически без акцента. Видимо, за годы успел правильно выучить эту фразу.
— Итак, мои хорошие, развлекайтесь. Начало как всегда в двенадцать. Ваш блок дежурит сегодня на кухне с трех до шести и на трибунах с семи до девяти. Будьте добры посетить купальню с шести до семи.
Констанс перешел в другой блок, а в этом повисла гробовая тишина. Ее нарушил только Аским, который по пути в свой кабинет сказал:
— Все слышал хозяина? Кого из вас назвал, зайду через час. Кого не назвал, зайду через два час. Кто хочет остался здесь, оставайся.
Когда он ушел, снова стало тихо. Видимо, какой-то ритуал, подумала Ева. Минута молчания — и все снова пришло в движение.
Хильд подошла к левому краю решетки и позвала:
— Скала?
— Что, Нарцисс? — устало ответил тот же голос, что говорил с ней утром.
— Ты там что, уже похоронил себя? Это какая твоя битва?
— Восьмая. Мало кому так везет как тебе, Нарцисс.
— Это не везение, дурачина. Все зависит только от тебя.
— Спасибо, конечно, но не тебе сегодня на арену.
— Выиграешь — завтра поддамся тебе в спарринге, — пообещала девушка, а Скала в ответ грустно рассмеялся:
— Это кто еще кому поддается!
Глава 20.2
Когда подошло время начала представления, в блок набилось человек десять охраны во главе с надзирателем. Они открыли камеры, чтобы выпустить всех желающих посмотреть шоу. Вышли все, кроме новенького.
— Ну, ты идешь? — спросила Хильд, переступая порог.
— Нет.
— Уверена?
Ева кивнула. Охранник закрыл за Хильд дверь на замок и вскоре они всей толпой покинули блок.
Девушка перебралась поближе к левой стене камеры и стала слушать. В блоке стояла такая тишина, что можно было услышать биение собственного сердца и где-то очень далеко гудение толпы на трибунах. Но Ева слушала только мерное дыхание своего соседа. Оно было прямо-таки создано для медитации, такое глубокое, ритмичное, что девушка против воли начала погружаться в дрему и освобождать свои мысли.
Неизвестно сколько времени она провела так, в прострации, но организм от такого действа потихоньку начал засыпать. Ритм дыхания внезапно сбился, и Ева потрясла головой, смахивая остатки дремы.
Мужчина стал дышать прерывисто и часто, а потом затих. Ева услышала хруст в суставах. Наверно, он потянулся или сел. Так что она решила попробовать заговорить. Она подползла поближе к решетке и тихо позвала:
— Эй, ты проснулся?
— Где я? — раздался удивленный голос. Он не был грубым или прокуренным, как у мужчин в возрасте, а скорее принадлежал молодому человеку до тридцати.
— Это Воронье Гнездо. Слышал о нем что-нибудь?
— Да, как же. Вот значит как. — В его голосе зазвучали нотки понимания безысходности ситуации, в которой он оказался. — А ты здесь тоже… заключенная?
— Да. Как тебя зовут?
— Рагенбер.
— А я Эдельвейс. То есть, здесь меня так зовут. У тебя тоже потом будет другое имя.
— Что? Зачем?
— Тебе потом все расскажет хозяин Гнезда.
— Когда?
— Ну, наверно, ближе к вечеру. Сейчас у них представление.
— А, бои, да?
Ненадолго повисло молчание, пока Рагенбер не спросил:
— А твое настоящее имя?
— Ева.
Он ответил не сразу. А когда заговорил, в его голосе слышалось напряжение.
— Ева — то есть Евангелина?
— Да.
— ЕвангелинаТеодрик?
— Ты меня знаешь?
Такого поворота событий она никак не могла ожидать. От волнения даже участился пульс и сбилось дыхание. Она с нетерпением ждала, что скажет Рагенбер.
— Я… нет, ну как бы сказать… Мы не знакомы, но я о тебе слышал.
— Что? О чем ты?
Он вдохнул и выдохнул.
— Мы же здесь одни, так?
— Да, все смотрят шоу.
— Хорошо. Видимо, другого такого момента, чтобы поговорить откровенно, не представится. Я был в Ноте по поручению главнокомандующего. Расследовал убийство Пансы. В деле было твое имя. Я съездил к тебе домой, но там никого не оказалось, а соседка сказала, что видела тебя несколько дней назад. Я решил, что это как-то связано с делом. Потом узнал, что в тюрьме тебя посещал сын терци-префекта…
— Киней, — подсказала девушка.
— Да. Я нанес визит Квинту, но он ничего вразумительного мне не сказал, и я решил вернуться к нему в другой день, а пока отправить отчет главнокомандующему. И по пути к голубятне меня подстрелили. Дротик со снотворным. Я уже думал, мне конец.
— Квинт, сукин сын! — злобно выплюнула Ева.
— Это из-за него ты здесь?
— Да.
— Я так думаю, что и я здесь по его прихоти. Давно ты здесь? Как сюда попала?
— Вроде бы дня два. Я была в особняке Квинта и подслушала там один разговор, который не должна была слышать.
— Ты знала, что он один из членов ордена Синей Бабочки?
— Как раз это я тогда и узнала. Точней, нет. Он обвел меня вокруг пальца, рассказав ложную информацию про эти два ордена, так что я была уверена что, помогая им, я служу короне и нашему государству.
— Да, непростая ситуация.
— Вот именно. Сама не понимаю, как я могла так ошибиться.
— Все совершают ошибки. Я не успел отправить письмо и теперь вряд ли кто-то станет подозревать Квинта, не говоря уже о том, чтобы искать меня здесь.
— Так себе расклад.
— И не говори. Нужно подумать, что делать дальше.
Оба ненадолго замолчали. Каждый из них думал о своем. Ева хотела только одного — отомстить. Рагенбера же заботила судьба страны и безопасность короля. Он ломал голову над тем, как бы отправить послание главнокомандующему и известить его о делах Квинта. Насколько он знал, никаких способов сообщения с внешним миром для обитателей Гнезда не предусматривалось. А выбраться отсюда — та еще проблема. За все годы никому сбежать и выжить при этом не удалось. Если только попробовать подкупить кого-то из начальства или охраны… Но о каком подкупе может идти речь, если за душой ничего? Разве что поторговать своим телом. Эта мысль рассмешилаРагенбера, ведь ходили слухи о необычных предпочтениях хозяина Гнезда. Его тихий смешок не укрылся от внимания соседки.
— Смеешься? — спросила девушка удивленно.
— Я слышал, здешний руководитель по части мальчиков?
— Вроде правда. А что, боишься за свою девственность? Или ты тоже из этих? — с
