Вильгельм получил от тайных эмиссаров Рекесенса предложение о заключении персонального перемирия между ним и королем Испании. Его ответ был вежливым, но предельно ясным: он не может рассматривать вопрос ни о каком персональном мире, поскольку не является больше частным лицом. Теперь он «serviteur et elu defendeur»[16] Штатов Голландии. Но разглядят ли сами Штаты, уставшие от долгой зимы и подавленные катастрофой на Мок-Хейде, под бархатной перчаткой железную руку? «В мире нет народа, – писал Вильгельм, – который сильнее радовался бы хорошим новостям и легче падал духом из-за какого-нибудь несчастного случая». Он опасался за стойкость своих соотечественников. Теперь, когда Людвиг погиб и у него не было ни одного иностранного союзника, открыто поддерживавшего его борьбу, ему необходимо было усилить свои позиции на случай внезапного нападения. Та часть голландских Штатов, которые осенью признавали, что испанская угроза по-прежнему остается испанской угрозой, даже если испанцы воркуют как голуби, заметно уменьшилась. Чтобы ободрить слабеющих членов коалиции, Вильгельму нужно было заручиться решительной поддержкой из-за рубежа.
Теперь, после смерти Людвига, переговоры с Францией топтались на месте. Елизавета Английская колебалась, не желая обострять отношений с Испанией. Оставался император Максимилиан – союзник, с которым Вильгельма всегда связывала большая личная симпатия. В результате для решения проблем Нидерландов он предложил, чтобы Голландия присоединилась к Ганзейской лиге и объявила Максимилиана своим защитником. Этот план ни к чему не привел. Возможно, его единственной целью было выиграть время и обрести большую уверенность.
Опасная ситуация разрешилась для Вильгельма не с помощью дипломатии, а благодаря бунту в испанской армии. Основной причиной стала хроническая недоплата жалованья. Рекесенс в отчаянии реквизировал текстильные склады в Брюсселе и заплатил солдатам рулонами тканей. Господство Вильгельма на море и тщательный контроль его собственных ресурсов постепенно изменили соотношение двух армий. Теперь его армия стала дисциплинированной силой, не нуждавшейся в том, чтобы жить за счет грабежа. Он постепенно избавлялся от всех офицеров, чьи стандарты несения службы были ниже его собственных, и, когда какая-нибудь дама или ее дочери жаловались на то, что их беспокоят, Вильгельм сглаживал ситуацию, лично принося извинение, одна фраза которого «Je ne pas la guerre aux dames»[17] приобрела широкое хождение. Все это было не лишним в стране, по-прежнему оккупированной испанскими войсками. Более того, лояльные представители знати и дворяне Юга, которым их хозяева нравились все меньше и меньше, громко жаловались на беспорядки в войсках и открыто возмущались, что вместо Альбы Филипп снова назначил их правителем испанца. Ему следовало прислать по меньшей мере принца крови. Между собой они осыпали Рекесенса непристойными ругательствами. «Вы не поверите, что говорят эти господа за обедом открыто и в присутствии своих пажей и лакеев», – писал информатор Гранвеля своему патрону. Рекесенс не мог быть уверен, что некоторые из них, например надменный Арсхот, не связаны с Вильгельмом, в то время как лояльность местных жителей и даже испанских войск была под вопросом, а Антверпен был на грани того, чтобы предательски сдаться флоту Вильгельма. На Троицу гёзы одержали еще одну победу на море, потопив или захватив четырнадцать кораблей.
И все же Вильгельму и голландцам приходилось признать, что в долгосрочной перспективе ресурсы испанцев были неисчерпаемы, а между тем Лейден находился в опасности. Последняя кампания Людвига заставила осаждавших отойти, но только на восемь недель, и в конце мая, когда порядок в испанской армии удалось восстановить, город снова блокировали. Вильгельм, который предвидел это, но не имел достаточно войск, чтобы это предотвратить, тщетно советовал недальновидным горожанам запастись зерном и боеприпасами. Но Лейден, как большинство голландских городов, разделился на две фракции: небольшое, но решительное меньшинство выступало за жесткие действия, а вялое и робкое большинство склонялось к тому, чтобы не делать ничего. В кризисные времена только решительные группы берут на себя ответственность, а потом часто оказывается слишком поздно, чтобы исправить упущенное ранее. Так и случилось. Под влиянием ложного ощущения безопасности, возникшего из-за временного улучшения ситуации в апреле, жители не только забросили работы на оборонительных сооружениях и не сделали никаких запасов, но и выдворили гарнизон. Таким образом, в конце мая 1574 года, когда испанцы снова организовали блокаду, плохо защищенный и не создавший никаких запасов Лейден обнаружил, что отрезан не только от источников поставок, но и от связи с внешним миром. На долгие недели единственной связью с другими частями страны остались лишь голубиная почта и редкие сигналы, подаваемые с церковной колокольни. Уверенный в том, что добыча никуда не денется, испанский командующий Вальдес не спешил терять людей и расходовать порох на штурм. Несколько недель голода и болезней сами пробьют брешь в городских стенах.
6
Такой была ситуация, когда 5 июня 1574 года Вильгельм собрал в Роттердаме Штаты Голландии. Его первой задачей, оказавшейся проще, чем он опасался, было не дать им заглотить приманку в виде всеобщего помилования, предложенного Рекесенсом. Вторая состояла в том, чтобы подтолкнуть их принять единственно возможные меры для спасения Лейдена – меры, которые спасли Алкмаар. На суше силы испанцев превосходили силы Вильгельма, но на воде хозяином был он. Нужно разрушить дамбы, и вода снова придет им на помощь. Лейден находится ниже уровня моря в треугольнике между Эйсселем и Маасом, и, открыв шлюзы на этих реках выше Роттердама, можно было затопить всю окружающую его местность и освободить город силами флота, подошедшего к нему на баржах по каналам. Вильгельм не видел другого выхода, и военные эксперты, которых поддержали несколько инженеров, согласились с ним. Другие, настроенные менее оптимистично, указывали на огромное расстояние – двадцать две мили, – которое должна пройти вода от Роттердама до Лейдена, и на неудачный ландшафт, поскольку перед самым Лейденом земля поднимается вверх, поэтому, хотя сам район, носивший название Райнланд, лежит ниже уровня моря, он несколько выше участка между ним и Роттердамом, и сомнительно, что вода сможет достаточно хорошо покрыть его. Даже самые плоские баржи требовали, чтобы глубина под ними составляла от двух до трех футов.
Таким образом, для осуществления плана Вильгельма требовалось стечение благоприятных обстоятельств, исключительно редких в это время года, поскольку вода не смогла бы затопить тот последний жизненно важный участок без помощи сильного ветра и высокого прилива, а такое сочетание в самый разгар лета было маловероятным. Если бы существовал какой-нибудь другой способ спасти Лейден, Вильгельм едва ли стал бы предлагать план, который оставил бы тысячи людей без крова, нанес вред плодородию земли и при этом имел в лучшем случае слабые шансы на успех.
