как неспособность справиться с грузом накопленных моральных, социальных и политических проблем российского общества, его наследия от предшествующих эпох. Защитным барьером против фрустрирующего сознания этой личной неспособности или национальной неполноценности является стремление к самоизоляции (идеология «особого пути России», которую разделяют не менее трети опрошенных). Идеология «России как особой цивилизации», отличной от Запада, позволяет сохранять возвышающую россиян (вне зависимости от возраста) убежденность в том, что «Россия – страна великой духовной культуры», эманация и сияние которой распространяются на всех ее жителей («русских») с момента рождения. Молодые люди считают себя более успешными в социальном плане в сравнении с поколением их родителей, более свободными, но в то же время зависимыми от власти и аполитичными, тревожными, неуверенными в своем настоящем и будущем, отказывающимися от участия в общественной и политической жизни не только страны в целом, но и в жизни местного сообщества. Дополнительным фактором психологической компенсации травмы коллективной несостоятельности и пассивности оказываются антизападный ресентимент и комплекс жертвы. Эти механизмы выражены слабее, чем у предшествующих поколений, прошедших социализацию и идеологическую проработку еще при советском строе, но тем не менее для значительной части молодежи, особенно из социальных низов, депривированной, бедной и обладающей ограниченными ресурсами, они вполне работоспособны и функциональны.
Политические предпочтения молодежи заданы расплывчатым образом западной демократии, политического устройства европейских стран, но каких-либо признаков готовности к практической реализации своих идеалов и предпочтений мы не обнаруживаем. Открытое и твердое нежелание участвовать в политике, в деятельности демократических партий в России означает, что необходимых мотиваций, гражданской ответственности за положение дела в стране у основной массы молодежи нет. Политически ангажированы (сознают свою личную ответственность за положение дел в стране и обществе) лишь 2–4 % респондентов. Почти половина опрошенных сознательно дистанцируется от участия в общественно-политической деятельности, остальные ограничиваются пассивными формами созерцания (телесмотрением) и обсуждения текущих событий или голосованием на объявленных администрацией регулярных выборах за допущенных властью кандидатов партий из кремлевского списка. Такие данные не позволяют говорить о формировании в России, по выражению А. Инкельса, «личности современного типа».
У молодежи сохраняется табу на рационализацию советского прошлого. Никаких свидетельств нового понимания природы советского тоталитаризма и воспроизводства его институциональных компонентов в настоящее время не обнаружено. Это не «вина» поколения Z, а следствие специфической работы государственных институтов, блокирующих проблематику «проработки прошлого» и выработки демократической исторической политики. Напротив, все данные указывают на усиление значимости идеологических стереотипов и мифов позднего социализма. Другими словами, мы имеем дело с искусственным «старением нового поколения» (К. Мангейм).
В теоретическом плане одним из выводов настоящего исследования является требование пересмотра и уточнения концепции поколения, принятой в современной социологии. Необходимо большее внимание к воздействиям и последствиям непрерывной работы ключевых социальных институтов, обеспечивающих социализацию и интеграцию нового поколения в общество, контролируемое политическими партиями, отличающимися консервативной идеологией и руководствующимися интересами удержания власти.
Приложение 1. Методические характеристики опросов. Выборка исследования 2020 г.
Для исследования была спроектирована четырехступенчатая вероятностная репрезентативная выборка городского и сельского населения России в возрасте от 18 до 34 лет. Общий объем выборки составил 2 тыс. респондентов.
Из исследуемой совокупности были исключены труднодоступные и малонаселенные области Крайнего Севера (Ненецкий АО, Ямало-Ненецкий АО и Чукотский АО, а также Таймырский и Эвенкийский районы Красноярского края). Всего из рассмотрения было исключено три субъекта Федерации и два района РФ, на территории которых проживает менее 2 % взрослого населения России.
Кроме того, в исследуемую совокупность не были включены жители малых населенных пунктов с количеством жителей менее 50 человек (около 1 % взрослого населения России), военнослужащие, проживающие в закрытых территориальных образованиях (около 1 % взрослого населения России), лица, находящиеся в заключении или под стражей во время следствия (0,8 % взрослого населения России), а также лица без определенного места жительства (1–1,5 % взрослого населения России).
Первая ступень выборки – отбор первичных единиц отбора (ПЕО)
На первой ступени выборки в качестве первичных единиц отбора (ПЕО) были использованы городские населенные пункты (города и поселки городского типа), а также муниципальные (сельские) районы (включающие в себя несколько сельских населенных пунктов – сел, поселков и деревень).
Таблица 1. Распределение населения РФ 18–34 лет по федеральным округам и типам населенных пунктов, %
Таблица 2. Распределение выборки 2 тыс. респондентов 18–34 лет по федеральным округам и типам населенных пунктов, чел.
На подготовительной стадии была проведена предварительная стратификация, в ходе которой сначала все первичные единицы отбора (ПЕО) были распределены:
– по восьми федеральным округам (Северо-Западный, Центральный, Приволжский, Южный, Северо-Кавказский, Уральский, Сибирский, Дальневосточный). Дополнительно, как самостоятельный федеральный округ, была выделена Москва;
– по пяти типам по размеру (численности населения) и административному статусу:
1) города численностью более 1 млн человек;
2) города численностью от 500 тыс. до 1 млн человек;
3) города численностью от 100 тыс. до 500 тыс. человек;
4) городские населенные пункты численностью до 100 тыс. человек;
5) сельские административные районы.
Группировка первичных единиц отбора в каждом федеральном округе проводилась независимо.
С учетом структуры расселения в РФ (например, не во всех федеральных округах есть города численностью от 500 тыс. до 1 млн человек) всего было образовано 38 страт.
Затем для каждой страты было определено: число постоянно проживающих жителей в возрасте от 18 до 34 лет и доля данной страты в населении России соответствующего возраста (18–34 лет) (см. табл. 1). Общий объем выборки (2 тыс. респондентов) распределен между образованными стратами пропорционально численности населения от 18 до 34 лет в каждой страте (см. табл. 2).
Для расчетов были использованы данные Росстата: «Численность постоянного населения субъектов Российской Федерации по муниципальным образованиям на 1 января 2019 г.», «Численность населения по полу и возрасту на 1 января 2019 г.» по субъектам Федерации, «Численность населения по полу и возрасту по городам Российской Федерации с населением 100 тыс. человек и более на 1 января 2019 г.».
На следующем шаге в каждой страте был произведен отбор городских населенных пунктов и сельских районов (ПЕО).
Все города с населением свыше 1 млн человек были включены в выборку как саморепрезентативные объекты. Во всех остальных стратах было отобрано от 1 до 12 городов / сельских районов в зависимости от числа респондентов в данной страте, случайным методом с вероятностью, пропорциональной размеру. Количество отбираемых городов / сельских районов в страте определяется исходя из ограничения на среднее число респондентов в одном городе или сельском районе 10 респондентов (но не более 13) (см. табл. 3).
Таблица 3. Распределение ПЕО по федеральным округам и типам населенных пунктов, ед.
Количество анкет, приходящееся на страту,
