— Подержи, — попросил Тимур Ворожцова.
Тот прихватил дверь за ребро. Тимур положил обрез на половик, оперся локтями и забрался с продавленного крыльца в дом. Быстро поднял ствол, встал на ноги и огляделся.
Обычные деревенские сени. Крепкая скамья, грубый стол, дощатый, но не гнилой пол, утварь на подоконнике, покрытая налетом пыли. Сервант с фарфоровым сервизом за жирным стеклом. Алюминиевый бидон для воды в углу, канистра, калоши, ворох гнилых газет.
Сени как сени. Дом как дом. Наверное, именно в таких, по версии Мазилы, должны обитать барабашки…
Тимур застыл. В ушах зазвенело эхо выстрела. Перед глазами всплыло лицо мелкого, наполовину засыпанное черными комьями. Гильза за пазухой будто бы стала тяжелее в несколько раз и оттянула внутренний карман…
Показалось. Конечно, показалось.
Он поморгал, отгоняя навязчивые воспоминания, и обернулся. Луч налобника выхватил ржавую подкову, криво присобаченную к двери. Люди огораживают себя идиотскими безделушками, полагая, что в трудную минуту это как-то им поможет, убережет от горя, отведет беду. Только никому и никогда еще не помогали кроличьи лапки, подковы или иконы. Символы, не больше. Настоящая вера, истинная храбрость — они внутри, а не в этих гнутых цацках.
— Ну, что там? — не вытерпел Ворожцов, забрасывая рюкзак.
— Вроде бы чисто, — сказал Тимур. — Если слой пыли в палец можно назвать чистотой.
— Лесь, сначала ты, — сказал Ворожцов и подсадил девчонку.
— Давай руку, — предложил Тимур. Поймал холодную ладонь, скрипнул зубами от боли в запястье, но Лесю втащил. — Свети.
Он помог забраться Ворожцову и запер дверь на засов. Теперь, когда сумеречный, но все же свет с улицы больше не попадал в сени, здесь стало совсем темно. Два фонарика кое-как справлялись с плотным мраком.
— Сухо, — заключил Ворожцов, наспех обследовав прихожую. — Надеюсь, в комнате тоже. Что в канистре, не смотрел?
— Не смотрел, — откликнулся Тимур. — А что там может быть и чем тебе это поможет?
— Бензин там может быть.
— И зачем тебе бензин? Спалить здесь все собрался?
— Ничего я не собрался. Просто любая горючка лишней не будет.
Оба замолчали. Вовремя почуяли, как разговор опять плавно уходит в русло бессмысленных пререканий. Надоело.
Тимур взял канистру, но она оказалась пустой. Как их спор. Он поставил ее обратно. Звякнув запором, приоткрыл крышку бидона. Ничего. Если там когда-то и была вода, то давно испарилась.
— А тут радиации нет? — спросила Леся, сморкаясь в платок.
— Чуть-чуть есть, — честно ответил Ворожцов, глянув на показания счетчика. — Но не критично. До утра не помрем… — Он заткнулся. Любые упоминания о смерти сейчас были не к месту, это уж точно. Поспешил перевести тему: — Давайте в комнатах посмотрим.
— Да, — согласилась Леся. — Если все в порядке, будем устраиваться на ночлег.
Она по-хозяйски взялась за ручку одной из дверей и вдруг отдернула руку. Отступила на шаг.
Тимур напрягся, поднял ствол.
— Что случилось? — с беспокойством спросил Ворожцов, выставляя ПДА перед собой, как оберег.
— Мне показалось, наверно… — прошептала Леся. — Звук. Там, в комнате.
Палец лег на спусковой крючок. Тимур стиснул зубы, вспомнив, что последним этого крючка касался мелкий, когда… Он глубоко вдохнул и выдохнул. Приказал себе: не сейчас, только не сейчас.
— Сканер ничего не показывает, — тихо проговорил Ворожцов. — Что ты слышала?
— Как будто шорох или… — Леся задумалась, подбирая слово. — Будто скребется кто-то.
— Видимо, показалось, — произнес Тимур. Он хотел успокоить девчонку, но тон получился не уверенный, а скорее безразличный.
За дверью щелкнуло. Все вздрогнули. Сомнения отпали сами собой: там, в комнате, кто-то был!
— Вот, опять, — еле слышно пробормотала Леся, хотя теперь это уже было лишним.
— Почему твоя шарманка молчит? — шикнул Тимур, сжимая ружье еще крепче.
— Да откуда я знаю! — окрысился Ворожцов. — Может, вообще половица скрипит…
Из-за двери донесся протяжный хрипящий звук, от которого у Тимура по спине мурашки побежали.
Леся, не отводя луча от двери, попятилась обратно к выходу.
— Половицы так не скрипят, — процедил Тимур сквозь зубы. — Пошли-ка отсюда!
— Да, уходим, — согласился Ворожцов. — Чуть не…
И тут с той стороны раздался глухой удар. Незапертая дверь приоткрылась. Тимур шагнул назад и почувствовал, как волосы на темечке зашевелились от страха. Пальцы мертвой хваткой сдавили обрез.
Из комнаты донеслось шипение, громыхание какого-то упавшего предмета, и снова глухо бабахнуло. Жалобно скрипнули петли, щель между косяком и ребром двери увеличилась.
Если сейчас они все вместе побегут наружу по проваленному крыльцу, то ноги к чертовой матери переломают. Однозначно.
— Лесю убирай, — бросил он через плечо. — Я прикрою.
— Стой-стой-стой, — быстро затараторил Ворожцов. — Стой, не стреляй! Смотри!
Тимур заметил движение в образовавшемся темном пространстве приоткрытой двери, но не на уровне своего роста, а гораздо ниже, почти у самого пола. Он молниеносно направил туда ствол и обомлел.
Из щели на него смотрела маленькая серо-рыжая морда. Глазки-бусинки, острый нос, уши торчком. Шерсть свалявшаяся, усы встопорщены, в уголках рта что-то белое.
Лиса переступила лапой через порог, подняла верхнюю губу и зарычала. Тонкая нитка слюны плавно потянулась от клыка к полу.
— Бешеная, — промолвила Леся.
Не сводя с рыжей морды дула, Тимур очень медленно отступил в сторону и тихонько велел Ворожцову:
— Отопри входную дверь. Попробую ее выгнать.
За спиной щелкнул засов. Зашуршало, и в сенях вновь стало чуть-чуть светлей. Лиса среагировала на это мгновенно. Не успел Тимур опомниться, как она с истошным тявканьем метнулась мимо него и юркнула на улицу.
— Запирай! — крикнул Тимур.
Ворожцов с грохотом захлопнул дверь и прижался к ней спиной, словно боялся, как бы рыжая не вломилась обратно. Наладонник он продолжал держать перед собой на вытянутой руке.
Тимур опустил ружье и криво улыбнулся, сбрасывая напряжение.
— Перенастрой свою шарманку, — посоветовал он ошарашенно моргающему Ворожцову. — А то она на косуль реагирует, а на мелкую дичь — нет.
— Идиот… — выдохнул тот, переставая подпирать дверь. — Идиот, я ж чуть не обгадился.
— Не волнуйся, ты не один такой, — успокоил его Тимур и снова повернулся к темной комнате. — А вдруг у нее там детеныши?