– Твои родители и так сейчас измучены, – решительно вмешался я. – Давай лучше сделаем так: я сейчас отвезу их домой, сам заберу Пушистика… ну, и другие Лялькины вещи, какие скажешь – и сразу же вернусь сюда.
– Тебе тоже надо отдохнуть, – не глядя мне в глаза, отозвалась Саня. – Езжай домой, Вик. Мы как-нибудь… сами разберёмся.
А вот это показалось мне уже по-настоящему обидным. Езжай домой, ты здесь никто, чужой человек, не лезь в наши внутрисемейные дела! Фактически то же самое, что сказала мне поначалу её мать, только от Сани слышать это было намного больнее.
– Чёрта с два мне надо отдохнуть, – резко, почти грубо возразил я. – Сказал же: скоро вернусь. Жди!
…Пушистик меня добил. Просто выжал морально, а затем вывернул наизнанку. Этот дурацкий игрушечный заяц, казалось, всё понимал – на его глуповатой морде прочно застыло скорбно-трагическое выражение, словно он грустил по своей маленькой хозяйке. Наверное, вот так люди и сходят с ума, но… смотреть на эту замурзанную плюшевую физиономию было физически невыносимо. Чувствуя, как в горле ворочаются камни, я засунул Пушистика поглубже в пакет, но всю дорогу до больницы мне казалось, что оттуда доносятся шевеления и горестные вздохи. Этак реально и спятить было недолго…
Я не считал себе особо верующим человеком, хотя Ленка в своё время, помнится, совсем свихнулась на почве религии, пытаясь выцарапать Славку из костлявых лап смерти. Бесконечные походы в церковь, молитвы, иконы, свечи за здравие, святая вода… Мне всё это казалось полным бредом, но я молчал, чтобы не обидеть её. Понимал, что таким образом жена успокаивает себя – так ей легче было переживать страх и переносить боль. Я же сам верил в кого-то смутного, абстрактного, большого, всемогущего – того, кто наблюдает за нами каждое мгновение. Бог ли это был? Не знаю… Но сейчас, повинуясь какому-то внезапному порыву, я вдруг мысленно и неумело то ли взмолился, то ли потребовал: “Пожалуйста, если ты меня слышишь… Славку ты забрал, ладно, я как-то это пережил и не сдох, а вот она – не переживёт. Не отнимай у неё дочь, а? Зачем она тебе? Ну ты же не последняя сволочь! Ну будь ты, в конце концов, человеком!..”
В больницу меня не пустили – заявили, что это не положено, поскольку я не являюсь родственником никому из пациентов; к тому же, часы посещения давно прошли.
– Да поймите вы, – в отчаянии втолковывал я, – мне нужно всего лишь передать вещи! Там девочка… и её мать, моя будущая жена, – это вырвалось как-то само собой, но, впрочем, не произвело на охрану должного впечатления.
– Ну так будущая же, – резонно возразили мне и даже изволили схохмить:
– Вот когда поженитесь, тогда и приходите!
Шутники грёбаные, в бессилии подумал я, набирая Санин номер. Через пять минут она появилась на КПП и, по-прежнему избегая смотреть мне прямо в глаза, протянула руку за пакетом с вещами, коротко бросив:
– Спасибо…
– Подожди, Сань, – попросил я, – ну не уходи вот так сразу!
Она пожала плечами:
– Тебя всё равно не пропустят, я ничего не могу с этим поделать.
– Не пропустим, – добродушно подтвердил один из охранников, с удовольствием рассматривая Санины длинные ноги.
– Тогда выйди, пожалуйста, сама хотя бы на пять минут. Я хочу поговорить с тобой.
Она зябко повела плечами и уточнила ровным голосом:
– А подождать этот разговор никак не может?
Я молча покачал головой.
– Вам тут ночной клуб, что ли, – проворчал охранник, когда Саня направилась к двери. – Хочу – зайду, хочу – выйду!
– Я быстро, – пообещала она. – Извините…
Мы вышли на крыльцо. Я тут же стащил с себя куртку и накинул Сане на плечи. Она дёрнулась было, словно хотела поначалу отказаться, но… промолчала. Это немного меня приободрило.
– Сань, пожалуйста, не отталкивай меня сейчас, – сказал я тихо, коснувшись её руки. – Честное слово, это не выход. Поверь, я просто хочу быть рядом с тобой. Вот и всё.
Она подняла голову и наконец встретилась со мной взглядом. Её ресницы подрагивали. Губы тоже.
– Вик, ты очень хороший, – выговорила она еле слышно. – Правда. И я тебе за всё ужасно благодарна. Но… ты пойми, я не могу быть с тобой. Это была ошибка.
Именно этих слов я ждал, боялся – и поэтому предсказуемо психанул, услышав их.
– Да почему ошибка-то?! Почему не можешь?! Что изменилось между нами?
Губы её искривила горькая усмешка.
– Я позволила себе поверить в то, что имею право на то, чтобы меня любили… и чтобы я любила. Что могу быть счастливой и делать всё, что захочу. Да только это не моя жизнь, – она покачала головой, – а жизнь самозванки. Моя реальность – это моя дочь. Мама была права, когда говорила, что я должна думать только о Ляльке. А я увлеклась… заигралась… и в итоге это привело к трагедии. Всё из-за меня! – выдохнула она.
– Да что за хрень? Ты-то тут при чём?! – возмутился я.
– Если бы я не поехала в Питер на свадьбу, с Лялькой ничего бы не случилось! – упрямо возразила Саня.
– Мы не можем предугадать, что случилось бы, а что нет, – резко сказал я. – То, что произошло с Лялькой – несчастный случай, стечение обстоятельств. Это могло случиться и в твоём присутствии.
– Нет! – невольно отшатнувшись от меня, выкрикнула Саня. – Если бы я была в Москве, рядом с ней… я никогда бы этого не допустила! Вик, прости, – она сжала виски пальцами и зажмурилась, словно от сильной головной боли, – я просто не создана для отношений. Как бы пафосно или убого на твой слух это ни звучало, а смысл моей жизни – это забота о дочери. И точка!
– А если я хочу разделять все эти заботы вместе с тобой? – спросил я. – Ну помнишь, как там… в болезни и здравии, в горе и в радости…
– Это просто громкие, но пустые слова, – она отвернулась. – В жизни всё далеко не так просто и не так красиво. Господи, ну зачем тебе такая, как я? Я никогда не смогу дать тебе того, что ты по-настоящему заслуживаешь. Ты… потрясающий, я таких никогда не встречала, – она покачала головой. – Вик, ты достоин лучшего.
– А может, мне самому решать, чего я достоин, а чего нет? – хмуро возразил я, отчаянно злясь на Саню, точнее не на неё – а на эти тупые установки, которые накрепко застряли у неё в голове.
– С тобой рядом должна быть женщина, которая сможет дать тебе всё то, чего не могу дать я, – раздельно, как несмышлёнышу, втолковывала мне Саня. – То есть любовь. Счастье. Настоящую семью. Детей. Я же не собираюсь рожать больше никогда, я вообще не принадлежу себе! Лялька всегда будет для меня на первом месте. А если… – её голос сорвался. – Если с ней что-нибудь случится, я просто не смогу жить. Понимаешь?
– Девочка моя, – я не выдержал и притянул её к себе.
Она не отстранилась, уткнувшись лицом мне в грудь, а затем её плечи затряслись – она тихонько заплакала. Слава богу, заплакала! Наконец-то дала волю эмоциям! Всё лучше, чем её мертвенная окаменелость…
