скажу, что я этого искал, потому что сам был далеко не религиозным, однако у нас сразу же появилось нечто общее. Забавно, потому что Хантингтон-Бич, откуда она была родом, не особо населен евреями. Но я увидел ее и взгляд не мог отвести. Ей было 18, а мне 25, поэтому была небольшая разница в возрасте, но это вам не Ар Келли, ссущий на девочек-подростков. Я, скорее, сам мыслил, как восемнадцатилетний.
Дебби нравился рок, но металлом она не увлекалась. Она выросла на KROQ и слушала группы вроде Cure, Red Hot Chili Peppers и Depeche Mode. Но я заметил, она была впечатлена, что я играю в группе. Мы зависли и болтали, затем я подбросил их с подружкой к их машине на главную парковку перед ареной. Высадив девушек, я пригласил их на концерт Metallica следующим вечером.
Она сказала, что с удовольствием бы пошла, и спросила, можно ли взять свою подругу Келли. Я сказал, что это круто, и решил, что Энди затусит с Келли или, по крайней мере, с кем-нибудь, а я бы определился насчет Дебби. И на концерте мы нашли общий язык. Мы столько болтали, что на сцену даже не смотрели. Я решил остаться с ней в Лос-Анджелесе еще на три дня. Поменял билет на самолет и придумал дерьмовую отмазку для Мардж, сказав, что мне нужно остаться на западном побережье для встреч с лейблами. Она работала в компании Ай-би-эм, а не в АРК[64]. О музыкальной индустрии она ничего не знала, поэтому верила всему, что я плел. Ей это не нравилось, но проверить она никак не могла.
А мы с Фрэнки и Энди тем временем отлично провели время, весь день играя в баскетбол с ребятами из Beastie Boys в Лорел Каньон. Затем я возвращался в отель, дремал, принимал душ и приглашал Дебби на ужин. Ничего серьезного не было – обычные разговоры за едой. Мы не трахались; я только поцеловал ее. Но когда мы целовались, я кое-что почувствовал. Находясь рядом с ней, я чувствовал прилив сил и эмоции. Похоже, ей были интересны мои байки, и я хотел узнать, как она живет. Я решил, что должен узнать о ней больше и посмотреть, может ли между нами быть что-то серьезное.
Я стал регулярно летать в Лос-Анджелес. Каждый раз я придумывал для Мардж очередное нелепое оправдание, и она могла бы понять, что происходит, но, видимо, не хотела. Когда я второй раз снова прилетел в Лос-Анджелес, мы с Дебби переспали. Все-таки секс с ней отличался от всех девушек, с которыми я был. Не то чтобы мы делали что-то другое – просто он был более интимным и чувственным. Мы стали регулярно спать вместе.
Прилетев домой, я снова находился в подвешенном состоянии. Мне не нравилось жить во лжи, но я заставлял себя не чувствовать вины, потому что мы с Мардж стали совершенно разными. Скорее, соседями по квартире, которые терпели друг друга. Ближе к концу 1989 года Мардж начала конкретно выносить мне мозг предложением завести детей. Она уже несколько раз заводила этот разговор, но я делал вид, что не слышу ее, или говорил, что еще не готов. Я хотел сказать ей, что все кончено, но постоянно оттягивал. Каждый день я говорил себе: «Ты должен ей сказать!» И вот однажды в два часа ночи я лежал и не мог заснуть, потому что был слишком вымотан. Вдруг она проснулась, поняла, что я еще не спал, и спросила:
– Все нормально?
– Нет, надо поговорить, – выпалил я.
– О чем? Я устала. До утра может подождать?..
– Все кончено, – сказал я, набравшись храбрости. – Я больше не могу. Я тебя не люблю и встречаюсь с другой. Мне нужно съехать и решить, как жить дальше.
Она заплакала и не могла остановиться. Она не кричала и не швыряла вещи; она выглядела несчастной и жалкой. Я сказал, что хочу развестись. На душе стало гораздо легче, но признание повлекло за собой массу еврейской вины – она рассказала родителям, я сказал своим. И начались семейные разборки.
«Что с тобой? Как ты мог с ней так поступить?» – мама начала клевать мне мозг, как и предки Мардж. Только мой отец поддержал меня. Он всегда был на моей стороне.
Мардж умоляла дать ей второй шанс, и я согласился сходить на сеанс семейной терапии. Я решил: «Ладно, попробую. Я ей многим обязан. Кто знает? Может быть, после разговора с терапевтом у меня в башке что-нибудь щелкнет, и мы будем жить счастливо».
Я сидел у него в офисе, умирая со скуки, и через несколько сеансов терапевт сказал: «Ты ведь здесь насильно сидишь, Скотт, да? Не работаешь над собой». Я ответил: «Да, насильно. Я же говорю, что все кончено. Я тебя не люблю и не хочу от тебя детей. Я честен с тобой. Я несколько лет тебе врал, но сейчас говорю правду и мне пора идти. Мне надо свалить отсюда».
Я съехал из дома и переехал в однушку в Гринвич Виллидж[65].
Глава 17
С чистого листа
Признавшись Мардж, я улетел в Лос-Анджелес и вернулся в Нью-Йорк в конце 1989-го уже с Дебби. Мы стали жить вместе. Здорово было иметь настоящие товарищеские отношения. Все было здорово. Мы обедали где-нибудь, ходили в кино и постоянно занимались сексом. Полагаю, поначалу так у большинства. Обыденность становится чем-то необычным, и снова прикольно быть с кем-то. Мардж продолжала названивать и умоляла вернуться. «Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста. Давай попробуем снова. Я могу измениться». Она была обузой, и моя симпатия быстро сменилась раздражением. «Нет, нет, нет. Все кончено. Ты не понимаешь? Все кончено. Точка!»
Я всегда любил Нью-Йорк и до сих пор люблю, но к концу 1989-го мне не терпелось свалить из города. Было слишком много призраков прошлого, слишком много воспоминаний. Поездка в Лос-Анджелес, где я начал сочинять «Persistence Of Time», дала мне возможность сбежать от проблем. Дебби поехала со мной. Она была в восторге, потому что фактически возвращалась домой и Нью-Йорк ей не нравился так, как нравился мне. Честно говоря, у нее там не задалось. Однажды вечером я убедил ее пойти в кино на фильм «Генри: Портрет серийного убийцы». Сегодня мне это напоминает сцену из фильма «Таксист», где Трэвис Бикл (его играет Роберт Де Ниро) приглашает Бетси (Сибилл Шеперд) на порнофильм, и она с ужасом выбегает из кинотеатра.
Начнем с того, что Дебби не горела желанием идти на этот фильм, но знала, что мне очень хотелось его посмотреть. Сам фильм
