Юность ее становилась какой-то фальшивой. Зачем при свете дня зажигать электрическую лампочку? Когда в обеденный перерыв девушки соберутся стайкой и начнут судачить про любовь, Зубайда, та самая Зубайда, что всегда была заводилой подобных разговоров и острой на язычок, теперь словно прикусила его. Часто на ее лице блуждала загадочная улыбка.
Раньше, бывало, когда на дворе уже ночь, они, лежа в постелях, подолгу разговаривали; им было о чем поговорить. Теперь другое: Зубайда рано ложится, быстро закрывает глаза и притворяется спящей.
Махидиль не находила этому объяснения. Ей не спалось сегодня, хотя время было за полночь. Круглая луна заглядывала в комнату, окутывая все таинственным сиянием. Мысли о Латифе словно подкарауливали Махидиль, она уже не могла не думать о нем. Один только раз со времени его отъезда она получила от него письмо. Оно было короткое — привет и пожелания успехов. Ну еще написал, что устроился на работу в институт. Вот и все. А Махидиль ждала от него больших писем...
Ждала и в который раз спрашивала себя: может, я не имею права ни на его письма, ни на него самого? Может, у него есть другая девушка? Да и вообще, что я знаю о его жизни? Может, я легкомысленная? Ведь я любила Камильджана... Такое называется непостоянством. Любовь — не кибитка странствующих цыган. Она не кочует от человека к человеку. Она — как скала. Ей не страшны ни наводнения, ни бури, ни пожары, ни землетрясения. Может быть та, первая моя любовь, и не была любовью?..
Махидиль заставляла себя заснуть или, по крайней мере, думать о работе. Ничего не получалось. Знала ли она, что все произойдет именно так, когда они встретились впервые? Ведь он ей даже не понравился. Правда, Хашим как только ни чернил его, еще когда ехали из Ташкента. Это лишнее подтверждение тому, что человека можно оклеветать, а он все равно будет стоить столько, сколько стоит.
Махидиль вдруг услышала шорох и выглянула из-под простыни. Зубайда встала с кровати, неслышными шагами прошла в угол, где на гвоздиках висела ее одежда. Обычно она боялась одна выходить ночью и будила Махидиль. А сейчас даже не взглянула в ее сторону. Натянула на себя платье, приоткрыла дверь и вышла в коридорчик.
Махидиль похолодела от ужаса. Она успела заметить, что лицо Зубайды было бледно и безжизненно, ресницы без движения, губы что-то шептали. Да и двигалась она как-то странно, словно еще не успела проснуться.
Махидиль слышала про лунатиков удивительные истории: будто они во сне иногда делают всякие домашние дела, ходят по крышам и снова ложатся. И будить человека в этот момент нельзя. Поэтому Махидиль, пока Зубайда была еще в комнате, лежала, затаив дыхание, боясь шелохнуться. Но вот заскрипели ступеньки, Махидиль соскочила с постели, выбежала из вагончика и остановилась, не зная, что делать: присматривать за Зубайдой или бежать в барак будить девушек. Тем временем Зубайда дошла до столовой. Неслышно подкатил газик. Махидиль узнала сидевшего за рулем Хашима. Распахнулась дверца, Зубайде подали руку, она села рядом с водителем, дверца захлопнулась, и газик укатил.
Махидиль остолбенело смотрела вслед быстро исчезнувшей машине.
— Подлец, — прошептали ее губы.
II
Молодежь стройки готовилась в выходной день отдохнуть на Аму. Обязанности распределили так: Махидиль договорится об автобусе, Музаффар позаботится о магнитофоне. Он есть, надо только достать хорошие записи. Алеше — добыть волейбольный мяч и сетку.
Заполучить автобус оказалось делом нелегким. Махидиль прямо-таки сбилась с ног. Неожиданно помог Хашим, хотя к нему никто не обращался за помощью. Его бескорыстие насторожило Махидиль, но и остаться без автобуса значило сорвать поездку. Когда главный инженер объявил, что поедет вместе с ними, Махидиль решила поговорить с ним.
— Я прошу вас оставить Зубайду в покое, — выпалила она.
Хашим опешил. И это уже известно!
— Вы что, устроили за мной слежку? — с издевкой спросил он.
— У меня есть дела поважнее.
— Откуда же вы знаете?..
— Мое дело вам сказать. Мы с Зубайдой живем вместе, и она мне не безразлична.
— Уж не хотите ли вы сказать, что она сама вам рассказала?
— Она мне ничего не говорила. А кто говорил, не имеет значения.
— Я начинаю вас побаиваться! — смеясь, сказал Хашим, решив перевести все в шутку. — Я слышал такое изречение: «поставь журавля сторожем, крика не оберешься»...
Он бодрился, а на душе было неспокойно.
В автобусе по дороге на Амударью Махидиль неотрывно смотрела в окно. Плодородная земля, но без растительности была пустым-пуста. Голые холмы, песчаные барханы, безводные, без единой травинки низины. Все вокруг томилось, изнывало без воды. Махидиль с грустью думала, что никто, кроме человека, не спасет эти унылые места.
Весенние дожди, как капля в море. Наступила жара, и арыки высохли. Скорее, скорее дать сюда воду. Попробуй, напои верблюда из ложки.
Проехали больше половины пути. Подул живительный ветерок с Аму. Веселее стало в автобусе, легче дышалось, и снова раздались песни. Автобус подъезжал к Каллакулади.
Об этой местности ходят легенды. И почти все они повествуют о том, что на протяжении многих веков сюда приходили люди, чтобы добыть воду в Кызылкумах, и погибали, не сумев противостоять коварной природе. По одной легенде Аму особенно ужасна весной, когда дожди льют как из ведра, беснуется ветер и Аму выходит из берегов. Наводнения разрушали берега, рушили с таким трудом возведенные дамбы. К тому же правители, ханы и беки, рубили головы тем, кто приходил сюда за водой, и отрубленные головы укладывали вместе с камнями в новые дамбы. Отсюда и название «Каллакулади»[36].
Кто может забыть судьбы наших дедов и прадедов, боровшихся за воду! А кровавые распри из-за нее между кишлаками, соседями, даже родственниками?..
Молодежь высыпала из автобуса. От звонких веселых голосов, яркой одежды все здесь словно помолодело.
До чего прекрасна и величава древняя Амударья! Не оторвешь глаз от ее золотистых волн. Они настигали друг друга, будто бежали вперегонки.
Кое-кто спустился вниз, к недавно возведенной плотине. Это была головная плотина канала, орошавшего поля Каракульского района.
Надыр с Музаффаром кидали камни в реку, — кто больше «собьет сметаны». Надыр оказался ловчее. Он брал камень более плоский и бросал так, что тот отскакивал от поверхности воды
