с немцами, придётся с поляками. Придётся устроить настоящую гражданскую войну. Среди польских партизан. В таком случае обязательно пострадают мирные. Веры в то, что будущие АКовцы пощадят членов семей моих вероятных бойцов — у меня не было.
Девушка неожиданно вздрогнула, чем заставила дернуться уже вашего покорного слугу. К счастью, Мари не проснулась и продолжила тихо сопеть.
Я протянул руку к девушке и нежно погладил её по спине.
В голову сразу же проникла неприятная мысль — о том, что могут сделать с такой красавицей доблестные германские солдаты, попади она к ним в руки, и, попытайся она сопротивляться. Представлять такую оргию у меня желания не было. Но вот настроение, ещё недавно медленно ползущее вверх, начало стремительно ухудшаться.
А виноват в этом — я. Опять думать начал над разными серьёзными… проблемами. Вместо того, чтобы получать удовольствие от жизни.
Судя по тому, что девушка дёрнулась ещё один раз и открыла глаза — своими телодвижениями я всё же её разбудил.
Несмотря на помятый вид, Мари выглядела сногсшибательно.
— Отвернись. Мне нужно одеться. — Неожиданно попросила меня девушка, стеснительно прикрываясь простыней.
Мне вдруг захотелось засмеяться — чего я там не видел? Но говорить ничего не стал и послушно повернулся к стенке, оставив девушку у себя за спиной.
Послышалось какое-то шуршание.
Не удержавшись, поворачиваю голову через плечо и в очередной раз восхищаюсь прекрасной фигурой девушки. О чём не преминув сообщаю девушке. Услышав моё одобрение, девушка засмеялась:
— Ты так каждой своей девушке говоришь?
Я мысленно выругался. Это же надо было — нарваться на такой вопрос с подвохом! Вот только отступать было некуда. Тем более, ведь сам себя впросак загнал.
— Не всем. — Попытавшись начать фразу тоном балагура, и, плюнув на не получившийся «финт» речевыми оборотами, продолжил простым своим, серьёзным голосом. — Только одной молодой француженке, что соизволила явиться из блистательного Парижа в наше захолустье!
— Да! У вас тут, конечно, не Париж… И не Лондон… И даже, не Прага! — с лёгким придыханием, и, вроде, даже с едва заметным разочарованием в голосе, произнесла девушка. — Но в Париже, Лондоне и Праге нет тебя! Такого неотёсанного славянского мужлана, который смог похитить меня и воспользоваться моей слабостью…
Услышав эту фразу —, я оторопел.
«Вот как всё просто оказалось — подложили мне бабу, а я тут же готов скакать! Всё как по классику! Классику какой-нибудь разведслужбы…» — Пронеслась печальная мысль в голове. Вот только, один молодой поручик бронетанковых войск ошибся в очередной раз.
Девушка, внимательно посмотрев на моё изумлённое лицо, вначале едва заметно улыбнулась, а потом, не скрываясь, засмеялась. Осознав, что меня банально разыграли — засмеялся уже и я.
Из номера мы вышли где-то через полтора часа. Пока умылись, пока привели себя в порядок… Прервавшись разок на другое, немаловажное дело. После чего расстались вполне довольные: Мари отправилась в ресторан, расположенный при гостинице, а я, бросив взгляд на часы, мысленно выругался и поспешил к припаркованному неподалёку автомобилю.
По городу я нёсся как угорелый — удалось набрать около шестидесяти километров в час. По местным меркам, когда на одной улице может передвигаться сразу несколько видов транспорта: автомобили и гужевые повозки, это была весьма приличная скорость. Особенно — на узких улочках Познани, которыми я пытался проскочить к расположению своего батальона.
На КПП меня уже ждали. Впрочем, ничего удивительного в этом и не было — не заметить припаркованный возле главных ворот на въезде в расположение батальона легковой Форд чёрного цвета с Варшавскими номерами было достаточно сложно. В пяти метрах от них, как бы случайно оказавшись рядом с незнакомцами, напряжённо покуривал сержант в парадной форме с повязкой дежурного на руке. Возле дверей КПП, напряжённо застыл караульный из мотопехотного батальона капитана Галецкого с карабином у ноги.
Пришлых же было сразу четверо. Причём, все из них — офицеры. Стоило мне только остановить свой автомобиль возле ворот, как ко мне тут же подскочил дежурный по КПП. Вытянулся по стойке смирно, приложил руку к фуражке, и коротко, по существу, доложил:
— Пан поручик! За время вашего отсутствия, происшествий не случилось. Прибыли офицеры из Варшавы. О цели прибытия не сообщают. Дежурному офицеру передали, что готовы общаться только с вами!
— А что за вооруженный караульный у КПП? — Уточняю на всякий случай.
— Дежурный офицер отделение из мотопехотного батальона попросил у пана капитана Галецкого. На всякий случай. Командир батальона пехотинцев пошёл на встречу, и, отправил к нам взвод на двух машинах с оружием и боеприпасами. Они как раз на стрельбы должны были ехать.
— Вызовите моего шофёра, пусть заберёт машину. — Протянув сержанту ключи, отдаю последние приказание я, после чего направляюсь к чёрному форду, на котором прибыли незнакомцы.
Ещё на подходе, обращаю внимание на геометрию звёзд на погонах всех офицеров.
Крайним слева, правым боком ко мне, стоял молодой подпоручик. На вид ему было вряд ли больше двадцати лет. Роста он был невысокого — ниже меня головы на полторы. Сантиметров сто шестьдесят в нём. Про таких в моём времени говорили ещё — «Полторашка». Это был явно недавний выпускник военного училища, и, выглядел, он, надо сказать — картинно. Невысок, но крепок, явно нечужд спорту. Ладно построенная форма, которая, казалось бы, должна придавать некоторую мешковатость, на нём смотрелась совсем иначе, чем на многих знакомых мне офицерах — сидела как влитая что ли? Нет. Не так. На многих кадровых офицерах форма сидит красиво — особенно на тех, кто начинал службу в Российской Императорской или Австро-Венгерской армиях. На нём она сидела… с каким-то шиком что ли? Будто бы показывая всем, какой серьёзный спортсмен на самом деле носит эту форму из явно заграничного сукна.
По левую от него руку, лицом ко мне, оказался поручик. Окинув его оценивающим взглядом, пришёл к выводу, что этому офицеру вряд ли больше тридцати лет. Роста он был поистине высокого — немногим не доставал двух метров. Да к этому ещё — и худощав. Поэтому форма на нём висела как на вешалке. Вот только глаза у этого поручика были… умные… образованные что ли? Стоило мне только в них посмотреть, как тут же вспомнился взгляд преподавателя из института, того, ещё двадцать первого века. А ведь Пётр Михайлович был мужчиной необычным — в прошлом, офицер, раненный в Афганистане, потерявший ногу и комиссованный из-за этого из армии в середине восьмидесятых. Но мужчина он был не из робкого десятка — за жизнь боролся. Поэтому и поступил в институт, закончил его, и, на заре
