Он начал обращаться с ней подчеркнуто вежливо, выделять среди других при первой возможности, но в гамак больше не звал. Она держалась отстраненно. По общему мнению, страсть прошла раз и навсегда, это уже дело прошлое. И трудно было поверить словам Короки, которая спокойно повторяла: «Зу с ума сходит по Тисау. Никак она его из головы не выкинет».
Соглашалась с ней только Эпифания, добавляя еще один могучий аргумент: «А почему это барышня еще не нашла себе никого, с кем спать бесплатно? Где ж такое видано: проститутка — и ни в кого не влюблена, тем более что в этой дыре и заняться больше нечем?»
Однажды в воскресенье, после традиционного общего обеда, который с каждым разом собирал все больше народу, все смеялись и веселились, и Меренсия — в глубине души она была очень романтичной особой — упросила Каштора напеть по такому случаю какой-нибудь мотивчик — он ведь столько их знает! Негр объявил, что начнет с песни, которую больше всего любила Зулейка:
— Ты всегда меня просила ее спеть, помнишь, Зу?
— Какую? Я, кажется, знаю: «Мария, ты выйдешь замуж»? — Она повеселела, захлопала в ладоши.
Тисау запел во весь голос, глядя только на Зулейку, как будто никого рядом больше не было:
Мария, ты выйдешь замуж,
И я тебя поздравлю.
И подарю тебе подарок — ай-ай!
Кружевную юбку
За два винтена.
Этого оказалось достаточно, чтобы Эпифания, сидевшая рядом с негром, удалилась, полная ярости. Если она к другим придиралась, то что говорить об этой лицемерке? Она плюнула на землю и растерла.
8
Танцульки, которые затеял Педру Цыган, чтобы повеселиться в ночь Святого Антонио, закончились потасовкой, перестрелкой и кровопролитием. Надо понимать, что в заманчивом предложении устроить праздник не было мелочных намерений, подлого денежного интереса. Если и будет от этого прибыль в какие-нибудь десять рейсов — тем лучше. Впрочем, он не думал об этом, держа в руках гармонь; ему всего лишь хотелось достойно отметить праздник одного из самых почитаемых им святых. Это он все придумал и всех убедил, но нельзя вешать на него ответственность за то, что случилось. Собственно, никто этого и не делал.
На самом деле, придя в деревню тем дождливым и холодным днем, он не думал задержаться здесь дольше чем на одну ночь, проведенную по возможности на циновке какой-нибудь шлюхи, которая согреет ему кости. Он направлялся в Такараш, а может, и в Феррадас, Агуа-Прету, Рио-ду-Брасу или в Итабуну — он еще сам точно не знал. Он хотел где-нибудь повеселиться на июньские праздники на широкую ногу и даром: есть, пить и танцевать сколько душе угодно, — однако, увидев в Большой Засаде приготовления к Сан-Жуау, увлекся.
Приготовления сами по себе уже были праздником. Больше чем на неделю они заняли все свободное время немногочисленных жителей, которых, казалось, стало больше — столько дел им удалось сделать одновременно. Возвращаясь на фазенды, погонщики использовали деревянные седла и пустые корзины, чтобы привезти в них то, что нельзя было купить в заведении Фадула: початки зеленой кукурузы, сушеный кокос, петарды и фейерверки — бомбы, ползучие хлопушки, ракеты, звездочки и прочие детские капризы проституток. И это не говоря о воздушном шаре, поскольку шар был секретом, известным только Тисау и Короке, — больше никто о его существовании не знал.
Увидев, как Баштиау да Роза, Лупишсиниу, Зе Луиш, Гиду, Балбину, погрузившись в работу, сооружают из старого навеса, поставленного в прежние времена первыми погонщиками, ночевавшими здесь, просторный соломенный шалаш — безыскусную конструкцию из шестов, жердей и подпорок, — Педру Цыган решил остаться. И сделал это вовремя, потому что Фадул только что получил весточку от Лулу Санфоны — тот сетовал, что не может принять приглашение и приехать в Большую Засаду на праздник Сан-Жуау: как знатного гармониста, его повсюду звали.
Желая помочь, не прикладывая при этом усилий, Педру Цыган командовал и давал указания. Он неустанно ходил туда-сюда, делясь соображениями и давая советы и распоряжения мужчинам и женщинам.
Чего только не делали женщины. Они не отказывались от любой работы: помогали строить шалаш, грузили дрова, нарубленные мужчинами в лесу для костров, собирали щепки, разжигали огонь на камнях, на которых готовили канжику и прочие типичные июньские лакомства. С помощью Эпифании трудолюбивая Котинья чистила женипапу, извлекая горькие семена и отжимая плоды, чтобы превратить потом сок в наливку. Она ловко управлялась с работой, вспоминая вкус — потрясающий! — церковного вина и достоинства — ах! многочисленные — брата Нуну.
Обходительный португалец с забавным говором, он подзывал ее:
— Поди сюда, милая девчушка.
Она подчинялась, он делал свое дело. Педру Цыган вызвался продегустировать сироп, когда Котинья поставит его на огонь, — уж он точно определит, когда нектар будет готов. У него тонкий вкус, Педру — опытный ценитель кушаний и напитков, и музыкант что надо — гармонист, которому не было равных в окрестностях.
Они заготовили огромный костер на пустыре перед амбаром. На самом деле — два, ведь ночи-то две. Но поскольку осталось много дерева, решили — это было предложение Меренсии, поддержанное Тисау, — отдать лишние дрова тем, кто хочет развести перед своими хижинами костры поменьше, чтобы жарить там сладкий батат и кукурузу. Кто хочет, может взять домой немного канжики и бутылку наливки, чтобы выпить-закусить с соседями, покуда они все вместе не соберутся, чтобы начать празднество, грандиозное празднество Сан-Жуау: они будут есть пирог из кукурузной муки, канжику и пирожки из маниоки, пить наливку, все вместе прыгать через костер, плясать кадриль.
В эти дни торговля у Фадула шла оживленно, как никогда раньше, он изрядно заработал, но зато содействовал общему веселью своей бакалеей и незначительной суммой денег. Тисау поставил в лесу больше ловушек, чтобы дичи хватило на всех, кроме того, дал денег на кукурузу, кокосы и пиротехнику. И конечно, нельзя не упомянуть о помощи капитана Натариу да Фонсеки. Посетовав, что не сможет сам принять участие в празднике, он раскрыл кошелек — от себя, а также от имени Бернарды и Короки. Но вовсе не поэтому две проститутки — да и все остальные тоже — решили не работать в праздничные дни.
Кукурузу и кокос, сахар и соль раздали женщинам, сморщенные женипапу в изобилии валялись под деревьями. Каждый брал на себя какую-нибудь работу, а зачастую и не одну. Дело объединяло людей в оживленные группы: они болтали, шутили, спорили, жаловались, смеялись, опрокидывали рюмочку кашасы, чтобы заморить червячка, мерзкого зимнего червячка: надоедливый дождь и обжигающий холод. Они же не железные!
Не было никаких обязательств, да и графика работы тоже не было. Ни управляющего, ни надсмотрщика, ни хозяина. И если Фадул и Тисау направляли и давали указания, то делали это мягко, ненавязчиво и сами брались за тяжелую работу. Никто никем не командовал. Так пошло с того момента, когда на одном из воскресных обедов Каштор предложил отпраздновать Сан-Жуау.
Увидав, что командная должность вакантна, Педру Цыган занял ее. Его советы напрямую касались разрастающегося праздника, он исправлял недочеты и указывал на недоработки. Отпраздновать Сан-Жуау — прекрасная мысль! Но зачем же ущемлять других июньских святых — они столь же почитаемы и чудес совершили не меньше. Почему не начать с праздника Святого Антонио, покровителя брачующихся, защитника невест, и не закончить днем святого Петра, оберегающего вдов? И не важно, что в Большой Засаде нет ни одной невесты на выданье и ни одной безутешной вдовы — рано или поздно они, с Божьей помощью, появятся. Он, Педру Цыган, готов бесплатно играть на гармошке на танцульках в честь святого Антонио. Они могут разжечь небольшой костер, попробовать немного канжики, промочить горло наливкой из женипапу, поплясать немного коку, польку и мазурку, и это накануне Сан-Жуау станет репетицией главного праздника. Для него в запасе останутся фейерверки и кадриль.
