— Надобно Домогосту отдать добро, что он потерял, когда нас защищал, — вымолвила она, поджимая губы, — чтобы мы ему ничего не должны были. Нам он ничего не должен, так и мы ему, — на посадника княгиня была в обиде, она надеялась, что он будет на стороне Всеволода.
— Он не желает ничего брать, — подхватил Настасью на руки муж и понес в свои покои.
— Сбираться нужно, времени мало. — с легким укором проворковала Настасья. — Телеги приготовить, коняжек. Чего этому аспиду Давыду все отдавать?
— Хозяюшка ты моя, — улыбнулся Всеволод, и не было на его челе ни тени грусти или смятения, только хитрый огонек в глазах.
— И Домогост этот, — никак не могла успокоиться Настасья, — за правду он, видите ли, стоит, а мог бы и за князя своего постоять.
— Домогост всегда за правду, а правда нынче на моей стороне, — подмигнул жене Всеволод.
Глава XXXVII. ПоединокНастасья не стала выспрашивать ничего у мужа, она просто ждала, понимая, противостояние еще не окончено. И предчувствия ее не обманули.
К полудню следующего дня на двор явился гонец от нарочитых мужей. Он торопливо зачастил, нервно дергая шеей:
— Светлейший, посадник с боярами к игумену посылали, чтоб совет дал, игумен сказывал — суд Божий надобен, ежели суд покажет, что княгиня невиновна, то тебе, княже, на столе Дмитровском сидеть.
— Да ну? — прищурил Всеволод левый глаз. — И когда ж сей суд?
— Сейчас кличут.
— Как пса подзывают? — усмехнулся князь.
— С почтением, светлейший, с почтением, — в ворота вошел седовласый старец, что вчера вещал на соборной площади. — Поди, княже, на поединок тебя кличут, так деды и прадеды наши поступали.
Настасья, прижимаясь к сенным перилам, переводила взгляд с мужа на старца. Что значит «поединок»? Кто станет бороться, отстаивая ее честь? Лучше Кряжа воя не сыскать, он любому хребет переломает, в том Настасья сумела уж не раз убедиться.
— Хорошо, я явлюсь на суд, — услышала она надменный голос мужа.
Все пришло в движение, Всеволод надел лучшую свитку, ту самую, с вышивкой серебром, дружина кинулась собираться, среди воев мелькнул и Кряж.
— Выбери Немчина, он справится, — прошептала Настасья мужу, — сумеет честь мою отстоять.
— Честь своей водимой я и сам отстоять сумею, — отчего-то обиделся Всеволод, недовольно сдвигая брови.
— Ты что же, сам бороться полезешь? — догадалась Настасья, испуганно хлопая ресницами. — Не надобно, любушка, они такого найдут, что тебе не осилить, помять тебя может, а то и поранить.
Вслух она не решалась произнести самый страшный из исходов — убить. Если бой выберут на мечах, то все может закончиться страшным образом. Настасья вцепилась в руку мужа:
— Выстави Кряжа, ради меня, прошу! — взмолилась она.
— Не веришь в меня? — хмыкнул он, чуть отстраняясь.
— Верю, верю, — согласно закивала Настасья, — но Кряж-то вернее. Все так делают, кого покрепче выставляют, и стыда в том никакого нет.
Всеволод нахохлился, вздернул нос. «Разозлился, — расстроилась Настасья, — но ведь я же за него волнуюсь, чай, не чужой». Она, опустив голову, развернулась уйти, но Всеволод с хохотом, поднял ее на руки:
— Веришь, так со мной поехали, посмотришь, как мне бока намнут, — в его зимних очах плескался безудержный задор.
— Хоть на мечах не выбирай, — взмолилась Настасья, прижимаясь лбом к его крепкой шее.
— Уговорила, — легко согласился Всеволод.
— Поклянись.
— Клянусь.
Это немного успокоило Настасью, но все равно полностью задавить волнение не получалось.
А соборная площадь гудела как растревоженный улей, народ сбегался отовсюду, оставляя повседневные дела. Как же, виданное ли дело, сам князь на поединок за стол Дмитровский выйдет. Когда еще такое посмотреть придется? Даже неприязнь, вчера сопровождавшая княгиню, сегодня ослабла, никто не выкрикнул Настасье поносных слов, все ждали, что же будет.
Бояре в тяжелых шубах сгрудились вкруг Домогоста, духовенство расположилось чуть в стороне у ступеней храма, вои широкими спинами создали большой круг, в котором и должен был проходить поединок. Посадский люд теснился, напирая друг на друга, вытягивая шеи и становясь на цыпочки, самые нетерпеливые влезли на крыши и заборы. Все готово, ждали только князя.
Всеволод въехал в круг на любимом жеребце, ловко спрыгнул, отдавая гридню повод. Настасья в одиночестве осталась сидеть в санях, Параскеве ничего не сказали, та в неведении осталась дома. «Обижаться станет», — подумалось мачехе, но сейчас было не до этого. Настасья подняла голову на высокий купол собора, ловя взглядом позолоченный крест. По венам бегала тревога, сбивая с ритма молитвы и запутывая слова, никак не получалось сосредоточиться.
— Сам, княже, бороться станешь? — громко уточнил Домогост.
Всеволод небрежным движением скинул в снег яркий корзень, спокойно принялся расстегивать кожух, высвобождая серебро свитки.
— Я-то сам, а кто супротив? Только против ровни пойду, — он насмешливо глянул на притихшего Микулу.
Настасья тоже думала, что против князя пойдет равный ему по силе и удали Микула, того же возраста, и такой же широты в плечах. «Эх, Кряж его с одного удара повалил бы», — вырвалось у Настасьи сожаление на упрямство Всеволода, хоть она и понимала, что именно победа самого князя — залог надежного мира, все остальное можно оспорить, прицепиться, и тогда противостояние продолжится. Все Настасья понимала, но от этого легче не становилось.
— Так кто выйдет, почтеннейшие? — зычно повторил Всеволод.
— С ровней, говоришь, — зашипел, вышедший из-за спины посадника Ермила, — будет тебе ровня, — он зычно свистнул, вои с десного края расступились и в круг вошел… сам Давыд Залесский.
Тоже в вышитом тонкой шелковой нитью корзно, нарядной свитке, при мече в позолоченных ножнах. На бритом затылке красовалась соболья шапка. Лицо Давыда чуть простовато — нос широк и крупноват, губы излишне тонки, но в целом миловидно, и в обрамлении густой пшеничной с первой проседью бороды Залесский князь смотрелся почтенно и внушительно.
— Кто позволил в мой град ворога впустить? — зло сплюнул на снег Всеволод.
