Но больше всего привлекает внимание четверо одетых в красные мантии магов, несколько стражников с гербами соседней Алигии и мужчина, стоящий центре. Его взгляд не отрывается от меня, и сердце екает, словно уколотое иголочкой. Что-то знакомое, родное мелькает в его образе, настолько близкое, что хочется кинуться ему на шею и разреветься выливая в слезах страх, горе и одиночество, которое довелось мне испытать за всю ту жизнь, которую я помню.
— Еся! Доченька! — высокий женский голос пронзительно вскрикивает за спиной мужчины. И только тут я замечаю Ее. Красивую и золотоволосую, как солнце. Женщину из моих снов.
Глава 70
— Мама! — тихий возглас срывается с губ белесым облачком пара. — Мамочка!
Я кидаюсь к ней, но меня останавливает рука назгула, по-прежнему крепко сжимающая мое плечо.
— Ну, что? Убедились! — спрашивает он, и вытягивает из кармана жилета часы, которые тут же вешает мне на шею. — А теперь все разойдитесь. На шее у принцессы взрывной артефакт с четко обозначенным временем взрыва… — рука Георга прокручивает маленькое колесико сбоку циферблата. — Снять его никто не сможет, кроме меня…
Люди испуганно расступаются, некоторые и вовсе поспешно покидают двор ААМа, стоять на месте остается мужчина и женщина — мои родители.
На глазах у меня вскипают слезы, я смотрю на них, и воспоминания накатывают на меня, словно морские волны на прибрежный песок. С горла вырывается тихий стон, когда голова взрывается болью, словно ломается там что-то, гнется, корежится, перекручивая, как на мясорубку, внутренности, срывая выставленную плотину. Ноги подкашиваются, словно ватные, и я начинаю медленно оседать на пол. Мужчина меня подхватывает, крепко сжимая руку чуть выше локтя, едва не выворачивая ее из сустава, но эта боль звенит где-то совсем далеко, на задворках сознания. Сейчас меня больше волнует тот невидимый молот, который безжалостно разбивает мой мозг в лепешку.
— Вы все слышали, — вопит назгул, и этот крик, словно дрель буравит барабанные перепонки в ушах. — Отойдите. Иначе ей не жить! Ни ей, ни всем, кто тут находится. Взрывная волна разнесет вас на несколько десятков ярдов.
— А сам не боишься погибнуть? — спокойным голосом спрашивает мужчина.
И только я, осторожно взглянув из-под ресниц, замечаю на его лице истинное беспокойство, бледные, твердо сомкнутые губы, сжатые до побелевших костяшек кулаки, тревогу в глазах, которые цепко осматривают каждый сантиметр моего тела.
— Я и так труп! — ржет назгул. — У меня нет другого выхода!
— Выход есть всегда, — произносит отец лично у меня за сегодняшний день уже набившую оскомину фразу. — Сдайся Альянсу, и смертную казнь могут заменить пожизненным заключением. Мы знаем, что ты был лишь пешкой в игре Гейелорда.
— Нет. Я жить хочу, а не существовать! — резко восклицает Георг. — Коня мне. Живо!
— Еще будут условия? — машет рукой куда-то в сторону папа.
— Вы мне даете лошадь… — задумчиво тянет назгул, прикидывая, что бы еще добавить. Видимо незапланированным вышел этот террористический акт. — Ее седельные сумки должны быть наполнены золотом. Я вместе с принцессой отбываю в известном только мне направлении. Не забывайте, таймер тикает у нее на шее. Когда, я уверюсь, что в безопасности, я вам сообщу, где находится девчонка и как снять артефакт.
— Как мы можем вам верить? — дрожащим голосом спрашивает мама, сжимая ладонями руку папы.
— Никак, — пожимает плечами назгул, но это ваш единственный шанс получить дочь живой. Увижу за собой слежку, пеняйте на себя.
Дальше для меня все сливается в карусель непонятных ярких пятен, которые чередуются между собой. Шум в ушах только лишь нарастает, а голову будто заполняет пушистая мягкая вата. Я периодически прихожу в себя, а потом снова ныряю в забытье.
Более-менее начинаю осознавать, где я, только когда городские врата оказываются за спиной. Тошнота усиливается, когда лошадь начинает скакать чуть быстрее, выбираясь на проселочную дорогу. Я изо всех сил цепляюсь пальцами за гриву, серьезно опасаясь упасть и расшибиться на смерть, хотя рука назгула довольно-таки сильно стискивает талию. Даже слишком, до дурноты. Сегодня моему животу откровенно не везет, и я по-настоящему радуюсь тому факту, что об обеде для меня мои тюремщики забыли.
— Что-то ты притихла, принцесса? Неужто родители не понравились? — ехидничает возле уха Георг. — Или я по душе пришелся, и ты со мной решила остаться?
Я что-то нечленораздельное мычу сквозь зубы, опасаясь, что как только открою рот, то меня стошнит, и продолжаю дальше молчать.
— Эй, ты там не сдохла часом, — потряхивает мое безвольное тело мужчина.
Тихо стону в ответ и вновь прикрываю веки, успев заметить призрачную серую тень, метнувшуюся под копыта лошади.
Глава 71
Конь испуганно ржет, встает на дыбы, и мы валимся прямо на землю. Удар о твердую, утоптанную тысячами ног, копыт и колес, поверхность выходит жестким, до сверкающих звездочек перед глазами и прикушенного языка. Несколько секунд требуется, чтобы прийти в себя. Я лежу на боку, пытаясь вдохнуть воздух, но получается лишь разевать рот, как выброшенная на берег рыба. Промерзлый грунт больно царапает щеку, а холод пробирающийся сквозь одежду немного проясняет туман в голове. Вкус крови во рту вызывает легкую тошноту, приходится извернуться и сплюнуть на землю.
Мне бы свернуться калачиком, баюкая ушибленное плечо, но на подобную слабость совсем нет времени.
Осторожно поднимаюсь на четвереньки, оглядываясь в поисках назгула. Он лежит на спине с другой стороны дороги, плотно прикрыв глаза. Жив или нет? Впрочем, не имеет значения. Хорошо бы сбежать… Но моей кожи внезапно касается холод металла, и я вспоминаю, что у меня на шее бомба, неумолимо отсчитывающая минуты, которые мне осталось жить. Если Георг загнется, то меня, как пить дать, разорвет на тысячи маленьких Сенек, и никто не сможет помочь.
Легонько подцепляю ледяную цепочку, и замечаю, что она плотно перепуталась с веревкой, на которой висит кольцо. Бережно размыкаю сплетенные подвески, и прячу перстень под рубашку. Украшение напоминает мне о Кейне, и в сердце разрастается тревога, только переживая тут, стоя в позе собачки, я ничего не смогу сделать, даже самой себе помочь. Медленно пытаюсь выпрямиться и снова падаю на колени. Да чтоб тебя рытольники покусали! Откуда такая слабость? Из-за голода? Или сломанного блока, наложенного психологом на мои воспоминания? Они до сих пор рваными кусками всплывают на поверхность памяти, а потом вновь теряются в зыбком тумане, вызывая острую головную боль.
Часы болтаются на шее отвратительным маятником, притягивая внимание. Похожими любил играться Юрий Федорович, и я их, по правде говоря, откровенно ненавидела. Так и хочется сорвать с себя блестящую раздражающую штуку, которая камнем оттягивает шею. Но в этот момент золотистый циферблат начинает вибрировать. Он дрожит, посылая легкие покалывающие волны по цепочке, и тихонько щелкает. Перед глазами темнеет. Я не успела. В последнем рывке хватаю часы и пытаюсь сдернуть их с шеи, но металлические звенья цепляются за распущенные волосы, наматывая пряди, как спагетти на вилку. Всхлипываю от боли и отчаянья и изо всей силы рву цепочку. Артефакт в руке нагревается, и с громким хлопком превращается в пепел, опаляя жаром ладонь. Непонимающе смотрю на то, что осталось от бомбы, удивленно хлопая глазами. До боли знакомая картина всплывает в памяти, пока серый пепел просачивается сквозь пальцы и разносится поднявшимся ветром. Уничтоженная дарка! Перстень разрушил артефакт! Я теперь свободна!
