— Ты прекрасен, мой архидьявол! — заявила Ада, все еще стоя передо мной на коленях.
— Да, — ответил я, и услышал собственный голос, ставший грубее и ниже. — Я же архидьявол, — посмеялся, кладя ладонь на затылок дьяволицы. — Покажи свою преданность.
И я толкнул ее к себе лицом.
* * *
Флагман императорского флота. Каюта императора.
Владыка драконидов раскрыл глаза, мгновенно выпадая из сна. Каюта медленно покачивалась — корабли угодили в полный штиль, и гребцы из числа рабов рвали жилы, но до ближайшей пристани оставалось еще несколько дней.
Однако не качка разбудила императора. Сердце в груди драконида бухало, как кузнечный молот по наковальне — тяжело и увесисто.
Если в прошлый раз он чувствовал, как пробудился последний из Героев, то теперь каждая чешуйка кричала о том, что в мир заглянул один из Богов. И этот взгляд прошелся по Колыбели, заглядывая в каждый дом и в каждую душу.
Кто бы это ни был, сегодня этот Бог явил себя смертным, и теперь по всей Колыбели начнут возникать его пророки — из самых чувствительных. Допускать подобного было нельзя, но… Резать собственный народ? Император хоть и силен, но против всего мира в одиночку не выстоишь.
Решительно поднявшись на ноги, император прошел к зеркалу и провел над ним рукой. Пока ждал ответа, попытался вернуть себе человеческий облик, однако образ драконида никак не желал уходить.
Никто не отвечал на зов владыки, и по спине императора прокатилась волна холода. Нет средства, чтобы избежать связи между зеркалами, если только одно из них не было разбито, но и тогда был бы малейший отклик — как раз и созданный для подобного случая.
Сейчас же все выглядело так, будто связи и не существовало никогда. Стиснув зубы, император вновь и вновь водил рукой, пытаясь достучаться хоть до одного из оставшихся на суше драконида, но история повторялась — никакого ответа.
Чувствуя, как с очередным толчком едва не потерял равновесие, владыка драконидов вцепился в столешницу и зарычал, сминая пальцами драгоценное дерево. Щепки полетели в стороны, раздался оглушительный треск, но император продолжал сжимать руки, а потом ухватил зачарованное зеркало и со всей силы шваркнул его об пол. Осколки разлетелись по каюте, усеяв ее мелким крошевом.
— Измена! — заревел он, и его крик сотряс весь корабль — от трюма до верхней палубы. — Измена!
* * *
Альтарская резиденция Гильдии Искателей. Спальня главы.
Серрен проснулся резко, с трудом хватая раскаленный воздух широко раскрытым ртом. Глаза старого драконида моментально вычленили источник неприятностей — статуэтка Асмодея горела изнутри, заполняя сиянием комнату, еще чуть-чуть, и задымятся занавески на окне.
Подскочив с ложа, глава Гильдии Искателей схватил статуэтку за основание и… Видение было ярким и четким. Старый драконид впитывал каждую деталь, пытаясь определить, где это произошло, но смог различить лишь сгорающих в пламени Инферно беров, падающих под ударами тяжелого моргенштерна. Безусловно, это территория диких, но поди еще разбери, что за место, если никогда его не видел.
— Ну и как тебе мой Герой, Серрен? — голос божественного существа прозвучал так, будто он стоит рядом, но Серрен точно знал — никого в спальне больше нет. — Я бы уже заучивал молитвы на твоем месте. Потому что совсем скоро мой наследник явится по ваши чешуйчатые души.
И Асмодей расхохотался. Этот смех еще долго звучал в ушах старого главы Гильдии. Но трусам на такой должности делать нечего. А потому уже через минуту зеркала связи с остальными главами заработали.
Серрен взглянул на своих коллег.
— Нам есть что обсудить, братья.
Глава 20
Руины деревни беров. Дьявол Дим.
Ада стонала. Услышав эти звуки, какой-нибудь ОЯШ уже бы залил кровью из носа весь мир, а потом, вспоминая их, всю жизнь краснел, как чертова девственница при слове «секс».
Ада кричала. Немногочисленные птицы, успевшие вернуться к оставленным на время бойни гнездам вокруг деревни беров, теперь стремительно уносились прочь, опасаясь за свою жизнь.
Ядро пульсировало. Потоки дьявольской маны, стремящиеся от пылающей сферы в солнечном сплетении по каналам, дублирующим кровоток, наполняли мощью каждую клетку организма. Сила переполняла меня изнутри, требуя если не крошить чьи-то головы, так хотя бы переворачивать мир.
И эта эйфория никак не желала прекращаться. Я чувствовал, что если не выпущу полученное с божественным благословением, меня просто разорвет на части. А потому никак не мог остановиться, продолжая вырывать из уже уставшей дьяволицы хрипы и стоны.
Любой самец устроен так, что когда кровь приливает к мозгу, работа половых органов отключается, и наоборот. А потому до меня не сразу дошло, что нужно делать — ведь кровь сейчас сконцентрировалась в той булаве, которую мне даровала природа.
Ада рухнула на выжженную землю, с трудом вдыхая воздух пересохшим ртом. Я же мгновенно поднялся на ноги, чтобы перенестись в домен.
Сила Асмодея хлынула из меня мощным потоком огненных искр. Закипели застывшие реки лавы, запылали кристаллы в каменных стенах. Яркий оранжевый свет лился со всех сторон, уничтожая не только мрак и тени, но и сам намек на них.
Вот теперь, накачивая домен халявной мощью, можно и разобраться, что и как случилось. Понятно, что как Герой я просто тупо сильнее и круче любого, кто Героем не является. Но перебить под сотню отчаянно сражающихся бойцов?
Верховный дьявол принял от меня жертву в самом начале. Так как лорд был под моим очарованием, эти убийства засчитались исполненными мной — отсюда право отдать их Асмодею. Фактически я только что стал подстрекателем, которого обычно оценивают судом ничуть не меньше, чем исполнителя, находящегося под воздействием.
Архидьявол мог сам того не хотеть, но, будучи его Героем, я неизбежно получил и бонус от усиления моего Бога — как в случае с жертвенником в пещере Саркана. А потом это обратилось в настоящий конвейер — каждая отнятая жизнь отправлялась в чертоги Инферно и приносила мне новые плюшки в награду.
Да, Ада также внесла свой вклад, но будем честны, это лишь капля в море. Как входящая в мой домен, дьяволица получала немного силы себе, при этом отдавала мне налог в виде пары капель мощи. Капель по сравнению с тем, что я получал от мироздания за массовое жертвоприношение, будем называть вещи своими именами.
На секунду я позволил себе вообразить, что стал не просто убийцей, а настоящим маньяком. Но в моей душе ничего не шевельнулось, да и кто меня осудит? Офисный планктон, ни разу в жизни по зубам не получавший от гопоты в подворотне? Когда речь идет о выживании, ни о какой морали вопроса не стоит — либо ты, либо тебя. Непротивление злу насилием — полная хрень, ничего общего не имеющая с реальностью.