Народ испытал облегчение. Мало-помалу все привыкли к красному покрывалу Сары и даже утешались тем, что больше не видели этой совершенной и неизменной красоты, время от времени замечая лишь меняющуюся красоту ее служанки Агарь. В шатрах снова стал раздаваться смех. Люди больше не скрывали рвущуюся из них радость скорого возвращения на землю Ханаана.
* * *
Они подошли к Салему дождливым днем. Поля и холмы зеленели под порывами ветра. Дороги превратились в такую жирную грязь, что даже копыта их огромных стад не поднимали ни облака пыли.
Мелхиседек поспешил к ним навстречу. Затрубили трубы, забили барабаны, раздались веселые приветствия жителей Салема, восторгавшихся богатством народа, ушедшего голодным и вернувшегося сытым и веселым. Все окружили слона, поражаясь его хоботу и невероятным ушам.
Однако когда Сара поздоровалась с Мелхиседеком, не сняв покрывала, лицо старого царя сморщилось от грусти и удивления. Вопрос повис в воздухе, когда его взгляд скрестился со взглядом Аврама. Он смолчал, похлопал веками и широко открыл объятия под звуки песен радости, славивших Всевышнего за его благодеяния. Не дожидаясь, пока они разнимут свои объятия, какой-то мальчик, толкнул их, вызвав у Аврама крик:
— Элиезер!
Элиезер из Дамаска вырос, почти сравнявшись ростом с Аврамом. Густые кудри его волос падали на плечи. На подбородке пробивался первый пушок. Он обнял своего приемного отца с горячностью, позволительной сыну. Глаза Аврама затуманились.
В этот вечер, впервые с тех пор, как они покинули землю Ханаана и отправились в Египет, раздался смех Аврама.
Его смех звучал громче музыки и разносился так далеко, что Агарь, готовившая постель Сары, уже удалившейся в свой шатер, спросила, кто этот мальчик, который делал Аврама таким счастливым.
Сара подождала, пока Агарь сняла с нее тунику и смазала спину нежной мазью, и только потом ответила с усталым безразличием:
— Его зовут Элиезер. Аврам выбрал его вместо сына, которого я не могу ему дать. Он приятный и умеет очаровывать. Не доверяй его глазам. Они как те фрукты, которые блестят, когда губы сохнут от солнца и жары. Но ты берешь их в рот, и они оказываются отравой.
— Почему ты так говоришь?
— Вероятно, из ревности. Так думала моя дорогая Силили. Или, может быть, я научилась различать добро и зло, невзирая на маску, под которой они скрываются.
Семь дней длился праздник в честь возвращения. Каждое утро Аврам и Мелхиседек собирались со старейшинами в черно-белом шатре. Аврам рассказывал о стране Нила и пересказывал вопросы, которые задавал ему Фараон о Всевышнем Боге. В свою очередь Мелхиседек рассказал, что дождь пролился над Ханааном так же внезапно, как прекратился. Это был невиданный доселе дождь. Произошло это в разгаре лета. Дождь пролился без грозы, обильный и спокойный, поливая жаждущую землю, и не бороздя ее оврагами. Дождь наполнял колодцы и реки всю зиму, и весна была зеленой, как раньше.
— Осенью, — обратился Мелхиседек к Авраму с вдумчивой улыбкой, — когда я увидел этот дождь, я понял, что Всевышний позаботился о тебе. Я сказал: «У Аврама и его народа все хорошо. Они скоро вернутся. Яхве готовит для них Ханаан, как готовят невесту для брачной ночи».
И все смеялись, довольные и успокоенные. Во время одной из таких бесед появился Лот и дерзко заявил, что хочет говорить с Аврамом.
Все испугались, вспомнив о его пьяном буйстве. Но Лот не был пьян, несмотря на красные глаза и неряшливую одежду. Аврам пригласил его сесть рядом с собой.
— Говори, я слушаю тебя.
— То, что я хочу тебе сказать, очень просто. Ты уже однажды довел нас до голода. Я больше не хочу испытывать на себе твое безрассудство. Я хочу жить на земле, которая будет принадлежать мне, повести туда свое стадо и тех, кто захочет пойти за мной. Только не говори, что твой бог может помешать мне. Мне нет дела до твоего бога.
Мелхиседек нахмурился. Вокруг раздался шепот неодобрения, но Аврам ответил с удивившей всех мягкостью:
— Я понимаю и одобряю тебя. Слушай меня, Лот. Ты для меня больше, чем племянник. Ты мой брат, каким мне был твой отец. В моем сердце ты занимаешь свое место и место твоего отца, Арана. Между нами не может быть споров.
— Так ты дашь мне землю, которая будет только моей?
— Да. Я одобряю твое решение. Оно полно здравого смысла. Я не только дам тебе землю, я предлагаю тебе самому выбрать пастбища для твоего стада и тех, кто станет твоей семьей. Если ты пойдешь налево, я пойду направо. Если ты пойдешь направо, я пойду налево.
Лот выпрямился, лицо его разгорелось еще сильнее. Он взглянул на каждое из смотревших на него лиц и, словно бросая вызов, объявил:
— Я беру землю, которая лежит в извилине Иордана, на восток от Салема.
— Но это самая богатая земля во всем Ханаане! — возмутился Мелхиседек. — Она орошается со всех сторон и прекрасна, как сад!
— Значит, это хороший выбор, — вмешался Аврам, улыбнувшись.
Мелхиседек еще пытался протестовать, но Аврам остановил его, встал, принял Лота в свои объятия.
— Я рад, что мой брат будет жить на такой богатой земле.
— Но подумай, Аврам! Он забирает твои лучшие земли, и его стадо составляет одну пятую часть твоего.
Аврам, продолжая держать Лота за плечи, повторил:
— Я предложил Лоту сделать свой выбор. Он сделал свой выбор, и это хорошо.
Вечером в домах Салема и в бесчисленных шатрах, разбитых вокруг города, все только и говорили о доброте Аврама. Где это видано, чтобы человек так легко уступил такое богатство. Но, поскольку ничто не позволяло считать Аврама слабым человеком, его великодушие казалось еще более очевидным. И народ еще больше восхищался им.
Это событие быстро дошло до ушей Агари, которая тут же все пересказала своей госпоже. Сара не удержалась от улыбки. Доброта Аврама тронула и ее, но ее еще больше тронуло то, что Аврам повел себя неожиданно, как когда-то, когда он забрал ее из храма в Уре, и это несколько смягчило ее гнев.
На следующее утро, когда Мелхиседек и с ним целая толпа стояли у обочины дороги, по которой Лот покидал Салем во главе своего стада и тех, кто решил последовать за ним, появилась Сара. Лот не отрывал глаз от ее красного покрывала, которое, по обыкновению, покрывало ее голову. Он словно пытался взглядом прожечь эту ткань. Может быть, Сара наконец успокоит его страдания и покажет свое лицо племяннику, который так любит ее. Сара подошла к Лоту:
— Я пришла попрощаться с тобой.
Лот молчал. Он колебался. Было больно смотреть на его искаженный болью рот, на его обезображенное пьянством лицо. Все собравшиеся следили за колебанием Лота. Сара ждала, чтобы он произнес слово, которое позволит ей обнять его.
Но она услышала лишь его хриплую пьяную насмешку;
— Кто говорит со мной из-под этого покрывала? Служанка Фараона?
