Ей надоедали визитами – тот самый человек, что приходил в день смерти Майи появлялся еще пару раз, но Ады то не оказывалось дома, то у нее не нашлось времени, и в итоге он сдался – попросил ее зайти в церковь, расположенную в соседнем квартале, когда ей будет удобно – ему о чем-то нужно было с ней поговорить. Но сообщил он об этом так неуверенно, словно сам сомневался, что игра стоит свеч. Нора оказалась права, священник, несмотря на гражданскую одежду, и Ада недоумевала – но потом сообразила, что он, вероятнее всего, хочет попросить, чтобы ее венчание состоялось именно в его церкви – пока какая-нибудь другая часовня, а то и храм, не опередили старался застолбить место. Она все откладывала и откладывала решение этого вопроса, Дима не напоминал, и они оба делали вид, что свадьба будет когда-нибудь в другой жизни, совсем нескоро. Хотя до нее оставалось всего полтора месяца – обвенчаться решили в ее день рождения, чтобы отвлечь публику от подсчета, а сколько же ей лет стукнет в этом году. Идея, конечно, принадлежала Илье, но Ада решила, что подумает об этом позже, подумает об этом завтра, как одна из героинь какой-то прочитанной ею книги, а пока можно просто расслабиться и получить то, чего у нее так много лет не было и в помине – драгоценные, редкие глотки свободы. Сайровский был так занят делами государства, что на некоторое время оставил свой каприз в покое, и все ограничивалось только несколькими телефонными звонками и ставшими традиционными букетами цветов – каждый раз разных, но всегда огромных, так что в итоге к концу недели ее квартира превратилась в оранжерею, и Ада мудро рассудив, что цветы ни в чем не виноваты, больше не пыталась выместить на них свою злость. Да и злости больше не было – все утонуло в ее абсолютном счастье.
Убийцу пока не нашли, о чем исправно сообщал ей Герман, каждый день – а то и несколько раз в день, звоня ей по телефону. Своим сухим, бесстрастным голосом он перечислял успехи, которые делало расследование. Был найден любовник Майи, по минутам установлено, где и с кем она провела вечер и ночь воскресенья, где было совершено нападение, во сколько. Любовник оказался ничего из себя не представлявшим молодым актером, но на время убийства у него было алиби, которое могли подтвердить как минимум десять человек, и даже допрос с применением спецсредств ничего не дал. Было установлено место, где стреляли в Майю, что она, вероятно, даже не успела увидеть того, кто убил ее – так что, даже приди она в себя, она бы ничего не смогла рассказать. Несколько подозрительных людей было обнаружено возле дома самой Ады, но и они оказались ничем не примечательны. Было установлено, что в городе за последнее время было совершено несколько схожих убийств – гибли молодые женщины, сходного с Адой роста и телосложения, но, служба охраны полагала, что они имеют дело с маньяком, чьей навязчивой идей была гражданка Фрейн, а не просто беззащитные женщины. Ада слушала его каждый день, почти не улавливая смысла того, что он говорил, кроме того факта, что негодяя еще не поймали, а значит, он позвонит ей снова. И пока он докладывал, представляла его в кабинете, представляла сколько ходит вокруг людей, и все заняты, и все увлечены работой, и все ищут того, кого, будь ее воля, не нашли бы никогда. С ними она ничего не боялась. В первый же вечер, приехав к ней, Герман дал понять, что присматривают за ней лучшие люди, его люди, а значит, все было под контролем, все было хорошо. Он приезжал почти каждый вечер, знаком показывал ей отключить телефон – он объяснил, на прослушке сидят очень разные люди, лучше не рисковать – и эти его доклады нравились ей гораздо больше сухого тона по телефону, хотя им приходилось торопиться, как подросткам, и он смотрел на цветы, расставленные в ее гостиной со все растущим раздражением, и хотя он приезжал почти каждый день, ей его мучительно не хватало. Но в этой муке тоже было счастье.
И все же, как она ни длила, как ни старалась представить, что это время никогда не кончится, неделя в положенный ей срок подошла к концу. В воскресенье он приехал позже обычного и не ответил на ее радостное приветствие. Указал на телефон и мрачно прошел на кухню, хотя она готова была с порога тащить его в спальню – у них всегда было так мало времени друг на друга, что тратить его на разговоры казалось кощунством. Но на этот раз он приехал с ней поговорить.
Она по его лицу, по напряженному взгляду, по поджатым губам поняла – что-то плохое случилось или вот-вот произойдет, и трепеща, скользнула на кухню вслед за ним, запахивая свой цветастый халатик, открывавший больше, чем скрывал. Забралась с ногами на стул напротив него, подперла кулаками подбородок и стала вдруг – маленькая девочка, которую собираются отчитать.
– Знаешь, что завтра за день? – Спросил Герман, его кадык как-то странно дернулся, словно ему с трудом давались эти слова. Она потянулась за сигаретами.
– Понедельник, – но взглянув на его лицо, поняла, не до шуток. – Знаю.
Он молчал. Молчала и она, ожидая от него ответа, совета, приказа, потому что сама ничего не могла придумать. Вспомнила – сколько ни бегай, не убежишь.
– Ты не… ты не обязана это делать, – наконец, проговорил он, и твердо посмотрел ей в глаза. Она прыснула от смеха – ничего не могла с этим поделать.
– Как ты себе это представляешь? Извините, вы меня не возбуждаете и вообще я сплю с начальником охраны, которого вы же, кстати, ко мне и приставили?
Герман побледнел, и она поняла, еле сдерживается, чтобы не ударить – ее, стол, стену, что угодно, кого угодно, а то и пойти в гостиную, разбить к черту все вазы с цветами, его, соперника, цветами, а потом разрядить обойму – не то в нее, не то в себя, не то в… но об этом даже думать было страшно. Ада знала этот взгляд – так на нее смотрел покойный муж, когда она оказывалась права, а его мужское самолюбие не могло смириться с тем, о чем она говорила. Но она стала старше, мудрее, и Вельд погиб из-за того, что она не научилась купировать эти приступы, а потому сейчас следовало быть разумнее, не рисковать, не язвить. Спрыгнула со стула и молниеносно, змей скользнула к нему на колени, прижимаясь всем телом.
– Милый, ты же знаешь, что это только из-за тебя. Если бы я могла, я бы не поехала, я бы ни за что не поехала – и плевать мне на карьеру, и плевать на все, пусть оно пропадет, но что будет с тобой, если он узнает? А как он может не узнать, если я не…не оправдаю ожиданий?
Они говорили об этом раньше, шепотом, торопливо, и по его скудным репликам, по его мрачному лицу, Ада понимала, что обо всем догадалась правильно, может быть, очень поверхностно, но правильно. На кону стояла не ее – его карьера. И может быть, даже жизнь.
– Зато мы можем видеться и…
– Я тебя вытащу, – она не поднимала глаз, но видела – с ним что-то не так. Медленно сжимались и разжимались его кулаки. Не угроза – он просто словно заставлял себя решиться, словно взвешивал все, не только каждое слово, но каждый вдох и выдох, каждый стук сердца. – Я вытащу тебя оттуда, – повторил он.
– Но тогда все откроется или… Как?
– Это уже не имеет значения, выбора у меня не осталось. Сегодня он отстранил меня от руководства, завтра объявит об этом официально, к концу недели начнет расследование, ну а дальше, – он криво улыбнулся. – Сама все должна понимать.
