– Но надеюсь, ты выйдешь на свободу обрученной!
– А почему, бэби, действительно после долгожданного признания в любви не получить бы от Тюльпанчика предложение руки и сердца?
– Ма, это выше любого научного достижения – обрести на закате дней обыкновенное семейное благополучие взамен взбалмошной и неопределенной жизни…
– А что в этом плохого? Мы обе не ждем ничего другого, кроме счастливого брака. Но главное – мы это право заслужили: ты – аспирантским подвижничеством, я – отказом от грехов молодости…
– Но мой пациент даже намекнуть на свои чувства не решается, – печально заметила Глория.
– А точно любит?
– Похоже, да…
– Тогда терпи.
– Стараюсь. Как во время решающего генетического опыта.
– Ах, бэби, как бы я хотела, чтобы русский медведь опередил голландского Тюльпанчика!
Глория расхохоталась:
– Слушай, Ма! Тебе не кажется, что мы с тобой участвуем в каком-то безумном соревновании?
– А что? – Мать поддержала смех дочери. – Отличное получается дерби!
– Ага! Победительницей будет объявлена та, что первая получит предложение руки и сердца!
– Шикарное такое условие!
– Ладно, уговорила: дерби так дерби!
В голосе дочери зазвучал азарт, присущий когда-то исключительно матери.
– Значит, победит та, которая первая услышит предложение о браке.
– Согласна.
– Тогда – вперед!
– Только чтобы по-честному!
– Ой, прости, Ма, опаздываю!..
– Да и мне пора собираться… Ну, пока, бэби! Целую! Успеха нам обоим! Ой, как же ты меня насмешила! Насмешила и утешила! Правда, бэби! Это же совсем другое дело! Да здравствует дерби!
Закончив сумбурный диалог, ученая дама выхватила из вазы букет роскошных роз и под собственное громкое пение кинулась в водоворот венского вальса. Безукоризненно выученные ноги сами собой несли тело, легко и проворно вписывая пируэты в периметр гостиничного номера.
Удерживая обеими руками мокрые стебли, она безостановочно кружилась, не глядя по сторонам, утопив лицо в гущу алых лепестков.
Жестковатые листья то и дело касались щек, шеи, плеч, превращаясь в соблазняющие прикосновения мужских рук, уже не чужих, а почти родных, безудержно манящих, невыносимо желанных…
Легкие уколы шипов не пугали, а дразнили, напоминая об остроте взаимных ласк, все усиливая и усиливая тягу к недоступному, до которого, как внезапно оказалось, рукой подать.
А розы вкрадчиво благоухали, обещая превратить мимолетную любовную интрижку в большое и настоящее чувство, называемое последней любовью…
3. Испорченные попытки
В Париже любовное приключение матери неуклонно двигалось к романтичному финалу.
А дочь в фамильном имении Дюбуа старательно ухаживала за раненым и ждала, ждала, ждала хоть малого намека, хоть детали в поведении любимого пациента, за которую можно было зацепиться.
Но русский медведь по-прежнему вел себя как непонимающий юноша.
В конце концов Глория нашла занятие, объединившее их, пусть не в страстном порыве, но, по крайней мере, в мозговом штурме.
Герой и спасенная им особа принялись упорно искать имя Безымянной Красавице.
Но Орлов, по широте своей русской души, часто отвлекался от темы.
Вот и сейчас, выпив положенную дозу лекарств, пациент попробовал вызвать в сиделке приступ неуместного смеха или неконтролируемой ярости.
– Королева роз – это звучит, но я бы предпочел титул «Королева томатов», ну или огурцов.
– Почему это?
– А какая польза от твоего пресловутого цветка? Из томатов можно изготовить кетчуп, огурцы годятся на засолку, а вот что делать с твоим шипастым произведением изощренной селекции?
– Любоваться! – надменно отчеканила Глория.
– Ах да, я совсем забыл эстетическую составляющую…
– Еще ваш знаменитый писатель Достоевский говорил, что красота спасет мир.
– Но, думаю, он имел в виду не декоративный цветочек.
– С каким удовольствием я вонзила бы в такого вредного пациента шприц с обезболивающим!
– Соглашусь и на шип от розы.
– Чтобы заработать столбняк?
– О Королева, только не касайтесь медицинских тем!
– Не буду, если мы вернемся от идиотского трепа к интенсивному поиску имени для Безымянной Красавицы.
– Предлагаю обыграть белый цвет твоей розы.
– Попробуй.
– «Снежный шар»?
– Фи.
– «Снеговик»?
– Не смешно.
– Во! «Снежная баба с морковкой вместо носа».
– Почему с морковкой?
– Ну, можно с редькой или свеклой, на худой конец.
– Только не вздумай перечислять все овощи мира.
– Я еще и до фруктов доберусь.
Стремительный диалог в стиле абстрактных анекдотов и абсурдистских пьес закончился обоюдным смехом.
Русский пациент, содрогаясь от хохота, иногда морщился от ноющей боли, рождающейся в простреленных тканях и пробитых мышцах.
А американская сиделка, увлекшись игрой в имена, на какое-то время избавилась от посткатастрофического синдрома, ежечасно травмирующего психику.
– «Прелесть»…
– Банально!
– «Герцогиня»…
– Заиграно, и не один раз!
– «Гордость Луизианы»…
– Американцы не поймут.
– Кстати, Королева, если ты приспособила свою розу к постоянному гаданию, то дай ей соответствующее имя.
– Например?
– «Сивилла».
– Не то.
– «Кассандра».
– По-моему, такой сорт есть у греков, а может, у итальянцев.
– «Пифия».
– Слишком мрачно звучит.
– Ну, тогда мои познания в предсказательницах и провидцах иссякли.
– Да, мифологическая эрудиция у тебя потрясающая. Но тут нужен более тонкий подход.
– Не отрицаю.
– Розу надо постараться назвать так, чтобы это всем говорило о ее достоинствах, о ее высшем секрете, который, возможно, не знаю даже я.
– Неразрешимая загадка.
– Почти.
– Ну, если даже ты не знаешь, как к ней подступиться…
– Название должно прийти само, раз и навсегда, – как сильная научная идея, как поэтическое озарение, как мгновение любви…
