— Привет! — сказал он весело. — Ты чего так рано? Я не хотел тебя будить, я подумал, тебе нужно подольше спать, во сне восстанавливаются нервы. Британские ученые доказали.
В последнее время стало модным списывать всю околонаучную ерунду на британских ученых. Я молча протянула ему телефон.
— Что же это такое? — Он болезненно поморщился и сел рядом со мной. — Ты уверена, что полиция ничего не может сделать? Тут же есть слово «берегись», разве это не угроза?
— Нет. Это предупреждение. Мне так объяснил вчера господин инспектор. Угроза — это когда тебе конкретно говорят, что тебя убьют и желательно с указанием способа и в деталях. Тогда — да, это угроза. А «берегись» — это кто-то просто шутит. Так он сказал.
— Бред какой-то.
— Марк, я не хочу тут оставаться, — сказала я. — Мне кажется, что тут везде кто-то копался, во всём доме. В моих вещах! Я всего тут боюсь! Господи, это же мой собственный дом, и мне здесь страшно!
— Ну-ну, перестань, пожалуйста. — Марк обнял меня за плечи. — Успокойся. Я не думаю, что кто-то угрожает твоей жизни или прячется в подвале. У тебя стоит отличная охранная система.
— И при этом у меня постоянно кто-то шарит!
Я так надеялась, что он предложит мне пожить у него, что он прямо сейчас заберет меня к себе домой. Мне так хотелось быть в безопасности. И, да, еще больше мне хотелось быть с Марком. Но ему нужно было ехать на работу. Он быстро собирался, а я ходила за ним по пятам, потому что боялась отпускать.
— Ты такая красивая, — сказал он мне уже в дверях.
Я обняла его и спрятала лицо у него на груди.
— Можно погладить твои волосы? — спросил он.
— Ты уже их гладишь. Зачем ты спрашиваешь? — Я подняла на него взгляд.
— Не знаю, — он пожал плечами. — Вдруг ты рассердишься.
— Рассержусь? — удивилась я. — За то, что ты меня погладил? Разве из-за этого сердятся?
— Я не знаю. Я раньше часто не знал, из-за чего на меня сердятся. Мне вообще было тяжело уживаться с этим миром, особенно когда я был маленьким. И тогда я стал рисовать дома. Чтобы спрятаться. Убежать и от всех спрятаться. Поселиться в них. И чтобы в них всегда было счастье, и все друг друга любили… И видишь, что из этого вышло — так до сих пор дома и рисую.
Я слушала его, затаив дыхание. Но он засмеялся, подхватил свою сумку и открыл дверь. Я смотрела, как он садится в машину, и потом долго махала ей вслед. «В конце концов, всё не так уж и страшно, — сказала я себе, — ведь он со мной».
Вернувшись в дом, я как раз собиралась насладиться кофе в оранжерее, когда в дверь кто-то позвонил. Я решила, что это вернулся Марк, он так торопился, что наверняка что-то забыл. Но, к моему удивлению, на пороге оказалась та самая малышка, которая вчера играла с детьми Марты у нее дома. Ангелочек с белокурыми кудряшками.
— Привет! — сказала я.
Она внимательно рассмотрела меня, а потом заявила:
— Для Агаты. — И протянула мне в руки большой букет белых роз.
— Спасибо, — улыбнулась я и хотела угостить ребенка конфетой или домашним печеньем, но девочка так быстро убежала, что я не успела опомниться.
— Видимо, тетя Марта заглаживает свою вину, — за неимением слушательницы сказала я сама себе и понесла цветы в дом. — Надеется, что я ее прощу? Ну уж нет, так просто она не отделается. Я ведь просила еще и торт!
Розы были прекрасны, и у меня сразу поднялось настроение. Они были завернуты в плотную синюю бумагу, я аккуратно положила их на кухонный стол, налила воды в вазу и стала разворачивать сверток. Еще только взяв цветы в руки, я подумала, что букет довольно тяжелый, но не придала этому значения. Но когда развязала тонкую ленточку и развернула бумагу, то сильно удивилась. Стебли и сочные темно-зеленые листья были густо пересыпаны землей. Не просто испачканы: было совершенно очевидно, что земли тут много. Не особенно задумываясь, я вытащила цветы из бумаги и хорошенько встряхнула их над раковиной. Лучше бы я не делала этого и вообще не открывала бы дверь этой девочке. Лучше бы я оставила цветы лежать на улице и не заносила бы их в свой дом. Я встряхнула их еще раз — и вместе с комьями земли и сломанными листьями в раковину упали две окровавленные птичьи лапки.
Часть двадцать седьмая
Артемида всегда приходила в музей первой. Она любила чувствовать себя тут хозяйкой, она знала, что нужна здесь и что музей ее тоже любит. Она твердо знала одно: чтобы быть счастливой, надо уметь искать счастье в мелочах и радоваться простым вещам. Да, она не сделала оглушительной карьеры, хотя когда-то подавала большие надежды, но она научилась любить свою работу и получать от нее удовольствие.
Она приходила раньше всех, открывала окна, варила кофе и раскладывала почту. Первую чашку кофе она выпивала сама, еще до прихода директора, пока просматривала утренние газеты. У господина Лунца не всегда хватало на это времени, поэтому Артемида сама готовила для него подборку наиболее важных новостей или статей, которые могли его заинтересовать или просто поднять ее начальнику настроение. Он всегда любил еврейские анекдоты, и сейчас Артемида аккуратно обвела маркером сообщение о том, что еврейские мамы считают зародыш жизнеспособным только после того, как он окончит аспирантуру. Артемида улыбнулась, представив себе, как директор музея станет хохотать и хлопать себя по коленке, а потом пересказывать эту шутку всем, кто позвонит ему в ближайшие часа три. Она пропустила колонку спорта, потому что страстным болельщиком ее начальник никогда не был, и перевернула еще одну страницу. Быстро пробежав глазами сообщения о происшествиях в городе, она и тут не нашла ничего интересного. Правда, ей вдруг показалось, что в какой-то статейке мелькнула знакомая фамилия, но она сначала не придала этому значения. Артемида еще раз перечитала несколько новостей и, наконец, нашла ту, что привлекла ее внимание. Зрение и реакция не подвели ее, просто здравый смысл сначала отказался верить, что эта фамилия может оказаться в таком контексте:
«На прошлой неделе в одном из номеров гостиничного комплекса “…” был найден труп неизвестного мужчины без признаков насильственной смерти. Личность потерпевшего была установлена не сразу ввиду того, что документы, обнаруженные при нем, оказались фальшивыми. При содействии спецслужб, однако, органами следствия было установлено, что труп принадлежит Иосифу Шклярскому, который, как считалось ранее, скрывался за границей после возбуждения против него уголовного дела. Шклярский долгое время возглавлял музей изящных искусств, но был вынужден покинуть пост после обвинений во взяточничестве, денежных махинациях и контрабанде. Причиной смерти Иосифа Шклярского стала острая сердечная недостаточность».
Артемида перечитала текст еще три раза, но всё равно ничего не поняла. Она ненавидела газетный язык, и в голове у нее не укладывалось, как Шклярскому вообще мог принадлежать труп. Зачем ему труп? И чей труп? Но потом ее разум перестал сопротивляться реальности, и тогда Артемида отложила газету, сделала глоток остывшего кофе, встала из-за стола, подошла к окну и заплакала.
