— Однажды ночью, после вечернего балета и пышного, скучного ужина, я понял, что спать в одиночестве не хочу. Я вышел на улицу и встретил прелестное существо в моем вкусе. Поскольку нельзя было привести моего нового друга в «Отель дю Лак», мы занялись любовью в роще, рядом с озером. Это было здорово!
Несколько месяцев спустя Пети остановился в том же цюрихском отеле и, вспомнив рассказ Нуреева, долго искал рощу или хотя бы какой-нибудь кустарник, зеленую изгородь или что-нибудь похожее на зеленые насаждения, но ничего подобного не нашел, не считая небольшого одинокого куста. «И я стал сильно сомневаться в правдивости его рассказа», — признавался хореограф впоследствии.
Остается предполагать, что количество приключений любвеобильного танцовщика оказалось сильно преувеличенным благодаря не только рассказам самого Рудольфа, но и откровенным домыслам тех, кто в свое время желал быть отмеченным его вниманием. Известно высказывание по этому поводу завсегдатая лондонского гей-бара: «Если бы каждый из геев, кто сейчас распространяется о своей связи с Нуреевым, действительно находился с ним в близких отношениях, то у Рудольфа просто не хватило бы времени на его головокружительную карьеру».
«Он был очень одиноким человеком и, мне кажется, делал все, чтобы обмануть это печальное и мучительное чувство… — рассказывал Ролан Пети. — Знаю, он посещал злачные места, где пользовался платными сексуальными услугами, а возвращаясь домой, быстро принимал душ, смывая остатки чужих запахов и прикосновений, замертво падал в постель и засыпал тревожным сном. Вскакивал на заре и бежал на репетицию в театр. У него не было времени на серьезный любовный роман — то ли он бежал от этого сознательно, то ли боялся связываться с кем-то слишком тесно… Вся его энергия была направлена исключительно на работу. Необязательные скорые контакты»[46].
И тем не менее, по слухам, у Нуреева были романы с другими известными гомосексуалистами — Фредди Меркьюри и Элтоном Джоном; молва приписала ему связь с главным киноэкранным героем-любовником Франции Жаном Маре. Между тем, судя по всему, с первым из них Рудольф даже не был знаком. Столь же достоверен, думается, рассказ о его якобы публичной оргии с четырьмя неграми в нью-йоркской бане.
На этих недоказанных и недоказуемых сплетнях сегодня выстраивают свои порнографические опусы недобросовестные авторы, чья цель слишком очевидна: зарабатывание денег любым, пусть и бесчестным путем. Обойдемся в этом случае без фамилий, дабы не делать этим горе-биографам ненужной рекламы.
«Несмотря на слухи о его холодном сердце, Нуреев, несомненно, был способен на глубокие и длительные чувства, отношения, навсегда изменявшие жизнь его партнеров, — рассуждает зарубежный биограф танцовщика Отис Стюарт. — Сколько бы артист ни скитался по миру, он провел большую часть своей жизни на Западе, обязательно имея прочный «тыл»: в шестидесятых годах это был Эрик Брун, в конце шестидесятых и начале семидесятых — Уоллес Потс, а в последнее десятилетие жизни Рудольфа — Роберт Трэси. Связь Нуреева с Потсом и Трэси демонстрирует то противоречивое влияние, которое он мог оказывать на близких людей»[47].
Уоллес Потс, начинающий кинорежиссер, познакомился с Рудольфом, когда ему едва исполнился двадцать один год. Потс, по одним сведениям, учился, а по другим — уже работал в техническом колледже Джорджии и планировал записаться на кинокурсы в университете Южной Калифорнии. Рудольф предложил ему бросить все и уехать с ним… Уоллес пришел в ужас, но отказаться так и не смог. В течение семи последующих лет он не разлучался с Рудольфом, жил у него в доме и сопровождал в поездках. По дороге он снимал на кинопленку репетиции и спектакли Нуреева.
В первые годы они были вполне очарованы друг другом. Уоллес — умом и славой Рудольфа, а Рудольф — открытостью, любознательностью и обаянием Уоллеса. В отличие от Эрика, Уоллес был очень мил и легок в общении, что очень нравилось Нурееву. Танцовщик всегда старался помочь Уоллесу состояться как профессионалу, одалживая деньги на учебу, представляя известным режиссерам.
«У него не было никаких теневых сторон, — вспоминает балерина Линн Сеймур. — Он был во всех отношениях славным парнем».
Потс утверждал: Рудольф стал единственным человеком, которого он любил по-настоящему. Но, по его признанию, сердце Рудольфа всегда было занято Эриком Вруном, и заменить его он не мог.
Нуреев и Потс семь лет прожили вместе в загородном поместье танцовщика недалеко от Лондона. Затем они расстались. «Почему? — задавался вопросом Потс. — Я не знаю. Мне захотелось другой, моей собственной жизни. Но мы остались друзьями. А возможно, наша дружба даже окрепла».
С Робертом Трэси, студентом баланчинской Школы американского балета, Нуреев познакомился во время репетиций в 1976 году. Хотя они оба являлись танцовщиками, конкуренции между ними быть не могло: во-первых, Трэси не отличался особым талантом, а во-вторых, у них с Рудольфом была слишком большая разница в возрасте. Трэси только начинал свою карьеру, у Рудольфа она близилась к концу.
Говорили, Рудольф не скрывал от юного любовника своих похождений и даже не стеснялся приглашать при нем юношей по вызову. Впрочем, Роберт не слишком и переживал по этому поводу: он восхищался Рудольфом и боялся, что потеряет его, если вздумает устраивать сцены ревности. Нуреев признался ему, что «спал с тремя женщинами», но не назвал ни одного имени. На самом деле женщин было явно больше, особенно если учитывать то известное обстоятельство, при котором дружившие с ним высокопоставленные поклонницы, не раз бывавшие в его доме, в качестве награды за преданность все-таки иногда оказывались в его постели.
«У меня могло бы быть двое детей, — откровенничал Рудольф со своим юным любовником. — Но в обоих случаях были сделаны аборты…»
Рано оставшись без отца, Роберт признавался, что обрел в Рудольфе «идеальную замену на роль друга мужчины». Уже после того, как они расстались, Трэси часто говорил, что исполнял при Рудольфе роль слуги. «Я играл лакея в «Мещанине во дворянстве» и остался лакеем на следующие тринадцать лет», — говорил он. Хотя, по мнению окружающих, эту роль он взял на себя сам с вполне определенной целью: быть всегда необходимым для того, кем он восхищался.
Впоследствии, после смерти Рудольфа, Роберт обвинял его в том, что Нуреев заразил его СПИДом, и требовал от нуреевского фонда материальной компенсации в виде квартиры Рудольфа, в которой жил и из которой не желал уезжать. Опасаясь, что публичный процесс может побудить и других любовников Рудольфа обратиться за компенсацией, фонд заключил с ним соглашение, согласно которому Роберт получил сумму примерно в 600 тысяч долларов, с условием, что никогда не будет писать или давать интервью о своей жизни с Рудольфом.
Как вспоминали друзья артиста, нетрадиционная ориентация часто мешала ему в отношениях с людьми: Нуреев очень боялся сближения с ними, опасаясь, что им будут манипулировать.
