Книга Без семьи - Гектор Мало

Я старался сблизиться с Алленом и Недом, но все мои попытки были безуспешны. Они относились ко мне холодно, смотрели презрительно и не хотели считать меня братом. А после происшествия с Капи их неприязнь ко мне только усилилась.

Убедившись, что с братьями сойтись невозможно, я попытался сблизиться с сестрами. Со старшей сестрой, Анни, мне тоже это не удалось. Она обращалась со мной совершенно так же, как братья, и пользовалась каждым случаем, чтобы сделать мне что-нибудь неприятное.

Маленькая Кэт позволяла мне ласкать и целовать себя, но только потому, что я заставлял Капи проделывать для ее забавы разные фокусы. Кроме того, я приносил ей конфеты и апельсины, которые, после представлений на улицах, мне часто давали дети, говоря: «Это для собаки».

Таким образом, из всей моей семьи, о которой я думал с такой любовью, когда ехал в Англию, одна Кэт не отталкивала меня. Дедушка продолжал плевать в мою сторону каждый раз, когда я хотел подойти к нему. Отец не обращал на меня никакого внимания и только по вечерам отбирал всю выручку. Мать была по большей части в таком состоянии, что не сознавала ничего окружающего. Братья и Анни ненавидели меня, и только Кэт снисходительно принимала мои ласки, да и то лишь в надежде получить лакомство.

И я стал задумываться о том, что Маттиа, пожалуй, прав. Не может быть, чтобы со мной так обращались, если бы я принадлежал к семье. Когда эти грустные мысли приходили мне в голову, Маттиа, догадываясь, о чем я думаю, говорил как бы про себя:

– Что-то напишет матушка Барберен!

Несколько дней назад я написал ей и просил прислать письмо «до востребования». А потому мы с Маттиа каждый день заходили на почту. Наконец письмо, которое мы ждали с таким нетерпением, пришло.

Вот что писала матушка Барберен:

«Мой маленький Реми!

Меня очень удивило и огорчило твое письмо. Судя по тому, что всегда говорил мой бедный муж и по его разговору с господином, который расспрашивал о тебе, я была уверена, что твои родные – богатые, даже очень богатые люди.

Да и по твоим пеленкам это было видно. Впрочем, это были совсем не пеленки, я называю их так по привычке, потому что у нас в деревне всегда пеленают детей. А ты был не спеленат, а одет. Я сейчас опишу тебе все, что было на тебе; мне очень легко сделать это, так как я сохранила все вещи на случай, если родные станут разыскивать тебя. Мне всегда казалось, что это когда-нибудь да будет.

На тебе был кружевной чепчик, очень дорогой и роскошный; рубашечка из тонкого батиста, обшитая кружевом около ворота и рукавов; белые шерстяные чулочки; белые вязаные туфельки с шелковыми кисточками, длинное белое фланелевое платьице; белая кашемировая на шелковой подкладке шубка с капюшоном, отделанная красивой вышивкой, и такой же капор. Ты был накрыт белым фланелевым одеяльцем.

Все метки с белья были срезаны, должно быть, для того, чтобы тебя труднее было разыскать.

Вот все, что я могу тебе сказать, мой дорогой Реми. Если эти вещи понадобятся тебе – напиши мне, и я тотчас вышлю их.

Не огорчайся, мой мальчик, что не можешь сделать мне тех великолепных подарков, которые обещал. Корова, купленная тобой на собранные по грошам деньги, мне дороже всех самых лучших подарков. Наверное, тебе будет приятно узнать, что она здорова, дает очень много молока. Благодаря ей я не знаю нужды. Глядя на нее, я каждый раз вспоминаю тебя и твоего доброго друга Маттиа.

Давай мне почаще весточки о себе; я надеюсь, что они будут хорошие. Ты такой добрый и любящий, что отец, мать, братья и сестры наверняка полюбят тебя.

Прощай, мой милый мальчик, крепко целую тебя.

Любящая тебя кормилица,

вдова Барберен».

Милая матушка Барберен! Она сама любит меня всем сердцем, поэтому думает, что и остальные должны любить меня.

– Какая славная матушка Барберен! – сказал Маттиа. – Она вспомнила и обо мне. И как хорошо она описала все твои вещи. Пусть-ка теперь Дрисколь перечислит их!

– Он, может быть, забыл.

– Он не мог забыть, как был одет похищенный у него ребенок! Ведь только по этим вещам и можно было бы разыскать его.

Мне не особенно удобно было спрашивать у отца, во что я был одет в тот день, когда меня похитили. Я не доверял ему, хотел испытать его и потому не мог не стесняться.

Наконец, когда погода была очень холодной и мы вернулись домой раньше обычного, я решился расспросить отца.

Как только я заговорил, он взглянул на меня так проницательно, как будто хотел выпытать самые тайные мои мысли. Однако я тверже, чем ожидал, выдержал его взгляд.

Я боялся, что отец рассердится, но он быстро овладел собой и, улыбнувшись, сказал, что охотно исполнит мою просьбу.

И он подробно описал все вещи, точь-в-точь так же, как их описывала матушка Барберен.

– Когда я разыскивал тебя, – прибавил он, – то особенно рассчитывал на метки, которые были на белье. Но похитившая тебя девушка срезала их, чтобы затруднить поиски… У меня есть и твое метрическое свидетельство, выданное в церкви.

Сказав это, он открыл дверцы шкафа, порылся в нем и наконец достал какую-то бумагу с печатями.

– Пусть Маттиа переведет тебе то, что здесь написано, – сказал он.

В этом свидетельстве говорилось, что я сын Патрика Дрисколя и жены его, Маргариты Грэндж, и что я родился второго августа.

Однако и эта бумага не убедила Маттиа. Когда мы пришли вечером в нашу фуру, он нагнулся ко мне и прошептал:

– Все это прекрасно. Но я все-таки не понимаю, как мог странствующий торговец покупать для своего ребенка такие дорогие вещи, как кружевной чепчик, отделанная вышивкой шубка и все остальное. Странствующие торговцы – люди небогатые.

– Вот именно потому, что они торговцы, эти вещи и могли обойтись им дешево, – возразил я.

Маттиа покачал головой и снова тихо прошептал мне на ухо:

– Знаешь, какая мысль не выходит у меня из головы? Я уверен, что ты не сын Дрисколя. Думаю, он-то и похитил тебя.

Я хотел ответить, но Маттиа, не дожидаясь моего ответа, лег в постель. Он, конечно, мог думать о Дрисколе что угодно, так как тот был для него чужим. Но я был обязан защищать отца.

И все-таки я, к своему величайшему ужасу, начал испытывать сомнения. Как ни старался я отогнать их, они снова возвращались ко мне. А Маттиа еще усиливал их.

– Почему у всех Дрисколей светлые волосы, а у тебя нет? – спрашивал он. – Почему все они, кроме Кэт, которая еще слишком мала и ничего не понимает, относятся к тебе так враждебно? Как могли небогатые люди покупать такие дорогие вещи для своего ребенка?