Миссия продвигалась все дальше и дальше по земле Подолья… Турок видно не было. «Видимо, сидят в страхе по крепостям и носа не кажут», — думал Кмитич… На очередную ночевку остановились за городом Борщевым, спрятавшись за горный лес и местную деревеньку, полагая, что в самом городе турки уж точно есть. Но местные удивили, сказав, что и в Борщеве турок нет.
— Наверное, наших горных духов и карликов испугались, — улыбались местные жители.
— Каких таких духов? — спросил Кмитич.
— Есть тут у нас пещера одна. Туда лучше не ходить.
— Покажите, — приказал Кмитич…
Местный русин Роман, невысокий шустрый мужичок, вызвался сводить пана полковника к пещерам. Также пожелали идти Янка с Мустафой и, конечно же, Самойло, верный адъютант Кмитича с момента побега из султанского заточения.
— Я тоже пойду, — попросился нунций Викентий, душа которого, как показалось Кмитичу, была куда как больше расположена к поиску, чем к служению…
И вот группа искателей горных духов на месте.
— Вон, вон там! — указывал Роман бурыми пальцами высоко над долиной реки Цыганки, притока Ничлавы, туда, где в кайме молодых сосняков белели отвесные скалистые гипсовые обрывы. В одном из них темнел вход в пещеру.
— Дурное место, — сказал Роман, — там обиталище горных духов, да подземные гномы там живут. Нечисть, одним словом. Туда лучше не ходить, никто и не ходит.
— Мы обязательно пойдем, — сверкнули озорными огоньками глаза Кмитича.
— Я с вами, — как эхо, отозвался Викентий.
— Да вы авантюрист, пан нунций! — усмехнулся Кмитич. — Ну, что ж, пойдемте, посмотрим, чего так испугались турки…
Казалось, до пещер близко, но группа петляла вначале по заросшей кустарником и осинами тропе, явно проложенной кабанами, а затем с полверсты — по тропам горных коз. И вот вход. Уже совсем было темно, и люди запалили факелы, освещая себе путь. Медленно, пригнувшись, вошли в пещеру. Роман держался за спиной Кмитича, явно не желая идти первым, как и не выказывая особого желания вообще идти внутрь. Под ногами в свете факела Кмитич рассмотрел, как цветными пятнами тлеют тусклые блики отражения огня.
— Похоже, по хрусталю идем! — восхищенно прошептал где-то сзади Самойло. — Красотища-то какая, спадары!
Словно в хрустальном замке оказались они. Свод и стены блестели кристаллическим темно-коричневым гипсом, гладко отшлифованным древними водами. Слева и справа затаился мрак, пряча полузасыпанные отверстия боковых ответвлений. И Кмитич, и каждый, кто шел за ним, ощущали с каждым шагом возрастающее ожидание чего-то необычного, потустороннего… Лица обдавала приятная прохлада, совсем не та, что обдувает ветром там, снаружи, за стенами этой загадочной пещеры.
— Здесь никогда не бывает ни тепло, ни холодно, — прошептал Роман.
— А почем знаешь? Значит, бывал здесь? — обернулся Кмитич.
— Не-а! — отвечал испуганный голос Романа. — То старики рассказывали, что ходили сюда. Из живых из нашей деревни вообще тут никто не был. Говорю вам, нечистая сила тут живет.
Люди шли по достаточно узкому ходу, но через шагов триста, а то и больше, ход начал расширяться, и тут… проявились первые чудеса: на стенах пещеры заискрились, переливаясь меняющимися красками, кристаллы, словно созданные сказочными гномами и эльфами.
Кмитич поднял факел, огляделся. Казалось, что все вокруг было покрыто блестящим слоем инея, которым мистический художник написал причудливые пальмовые ветви, листья папоротника либо выложил все тонкой мозаикой из мелкой янтарно-коричневой смальты.
— Вот где на Купалье папарать-кветка растет! — произнес Кмитич в полном восхищении.
— Не иначе, княже, — согласился Роман, — только не хотел бы я сюда в ночь на Ивана попасть, в лапы ведьм да колдунов.
— Веры вам не хватает, брат мой, — укоризненно бросил в сторону русина Викентий, — откуда столько язычества в ваших сердцах и головах, неверные!
— Вы бы прикусили язычок, пан нунций, — отозвался Самойло, — в таких пещерах не наш с вами Христос балом правит, а как раз горная чертовщина. И не надо ее лишний раз дразнить!..
Янка также неодобрительно взглянул на нунция, и тот, похоже, понял, что сболтнул лишнего, враз смолк…
После небольшого спуска «отряд следопытов» оказался в большой «зале», где, по восхищенному возгласу Романа, могла бы разместиться его мазанка до самой трубы. Этот просторный грот со всех сторон обступали щербатые, ломаные, рассеченные трещинами глыбы, а в каждом углу между скал царила такая кромешная тьма, что казалось: у нее, как у зверя, была собственная плоть.
— Я бы дальше не ходил, — почти взмолился Роман, но Кмитич и не собирался отступать.
— Можете возвращаться, Роман, и ждать нас у входа! — сказал Кмитич, но проводник не имел никакого желания идти назад в одиночку.
— Я уж с вами, — согласился он…
В низком, с суглинистым дном ходе над головой людей острые скалистые выступы стали нависать, словно гигантские зубы раскрывшего пасть титанического дракона… Следующий грот был со снежно-белыми стенами… Уже никто ничего не говорил. Люди просто с восхищением смотрели по сторонам. И вновь причудливые контрасты — после белой залы, где, кажется, можно было прилечь и отдохнуть, пришла очередь грота сплошных завалов, где в душу залезал суеверный страх, предчувствие, что вот-вот из-за свалки глыб и камней выскочат зловещие карлики с причудливым оружием в крошечных руках. Уже и нунций Викентий ничего не говорил, а лишь то с восхищением, то со страхом оглядывался в этих подземных палатах…
Ход, по которому шли люди, разветвлялся на многочисленные туннели, и каждый из них имел собственную архитектуру, словно подземные строители специально боялись повториться в своих каменных шедеврах… Иногда тишину этих причудливых лабиринтов нарушала капающая сверху вода, иногда что-то шуршало в далеком углу…
Неожиданно Мустафа испуганно закричал. Все быстро повернулись в его сторону, выставив вперед заряженные пистолеты и острые сабли. Выпучив белые белки на фоне своего темно-фиолетового лица, эфиопский юноша указывал в угол пальцем, туда, где в пляшущих бликах огня факелов, облокотившись на каменную стену, весь в лохмотьях от истлевшей одежды сидел… человеческий скелет.
— Матерь Божья! — воскликнул кто-то. Все перекрестились.
— Говоришь, никто никогда сюда не заходил? — повернулся Кмитич к Роману.
— Христа ради, — прошептал Роман, — я понятия не имею, кто это!
Даже в свете оранжевого огня факела было видно, каким белым, словно полотно, стало лицо этого крестьянина. А вот Янка лишь усмехнулся и пропел:
Пятнадцать человек на берегу Мертвеца,
Ео-хо-хо и бутылка рома!
Пей, и дьявол сбережет молодца…
— Это старая морская песня, — объяснил Янка на недоуменные взгляды, — Джо меня научил на Сицилии, пан Кмитич…
