— Таких угощений и разбрасывания монет при коронации я что-то не помню, — усмехался Кмитич, наклоняясь к Алесе, — наверное, на Радуницу Собесские к нам приедут. Или опять к Михалу. Казна после этого вяселля опустеет полностью.
— Так, — кивала Алеся, но тут же, мило улыбнувшись, добавляла, — но мы же не в Россиенах, а в Кракове. Не на Радунице, а на коронации. Так что не ворчи, Самуль.
— Верно, — соглашался Кмитич, — и все же…
В это время, около десяти часов утра, новоизбранный король со счастливой супругой, часто из-за слез моргавшей своими длинными ресницами огромных глаз, вместе со всем двором, духовенством и высшими чиновниками прошли по красным коврам, постеленным во дворе замка, под сенью роскошных балдахинов, и проследовали в собор, украшенный золотом, пурпуром и наполненный ароматом ладана. На возвышенности, перед алтарем, стояли два инкрустированных золотом трона. Ян и Мария сели в них, улыбаясь, глядя друг другу в глаза.
— Боже, как они счастливы! — с умилением произнес Михал. — Жаль, пан Богуслав не дожил…
Новая шляпа с узкими полями еле-еле сидела на огромном пышном парике Михала, покрывавшем и без того длинную шевелюру. И если Кмитич всегда был повыше своего друга, сейчас из-за парика и шляпы, казалось, Михал был выше Кмитича на целую голову… Рядом с Несвижским князем смахивала платочком слезы умиления Катажина. Теперь, когда ее брат стал королем и Великим князем, она превращалась не просто в стареющую жену литвинского магната, но во вторую по значимости панну Речи Посполитой. Ну а Алеся Биллевич все еще выглядела вполне молодой светской красавицей, только уже не столь броской, более тихой, мирно стоящей рядом со своим геройским мужем, опирающимся на трость — раненая под Хотином нога еще болела. Лицо пани Кмитич было спокойным и чуть-чуть торжественным. Алеся лишь иногда счастливо улыбалась, когда обменивалась взглядами со своим любимым Самулем, вечно воюющим, вечно попадающим в беду, но сейчас стоящим рука об руку только с ней одной…
Пан Кмитич чувств четы Радзивиллов особо не разделял. В его ушах звучал голос Боноллиуса: «…с Его величества доброй помощью мы скоро станем восточной Польшей…» Кмитич вновь усмехнулся собственным мыслям и, почти касаясь носом буйных завитушек парика Михала, тихо произнес:
— Да уж, хорошо, что Богуслав до всего этого не дожил.
— Это почему же? — удивленно приподнял брови Несвижский князь.
— Потому, что он в отличие от нас не видит, как нашего сябра только что сожрал чудовищный цмок под названием Польский трон! Был Ян, наш любый Янка, каких больше нигде не было, а стал очередным королем, обычным польским королем, какими до него были оба твоих кума, все Вазы, Ягелоны и прочие с ними.
Михал перестал улыбаться, о чем-то на секунду задумался и, бросив печальный взгляд на Кмитича, вздохнул:
— Эх, Самуль, боюсь, что ты полностью прав…
ЭПИЛОГ
Верный друг и советчик Михал Казимир Радзивилл, скончавшись в том самом болоньском дворце, где почил и его отец Александр, умер, так и не выполнив своей миссии создания блока против Турции: все, даже Папа Римский, даже те, кто проливал кровь, сражаясь с турецкими пиратами, не принимали дальновидных идей Радзивилла и Собесского… 24 ноября 1680 года душа Михала оставила бренное тело, а еще через месяц на родину из Болоньи отправился траурный кортеж, чтобы привезти легендарного князя в стены родного Несвижского замка… Кмитич… Уже ничего не мог сказать Собесскому и он. После похорон Радзивилла оршанский князь еще долго трудился на благо своей страны, своих городов, разрываясь между Менском, Чернобылем и Оршей… Его израненное в боях тело также не справилось с атакой времени и навалившихся болезней и хвороб… В ноябре 1692 года оршанский князь также занедюжил, слег, а вскоре и отправился вслед своему другу… И теперь Собесский был один, один, между ругающимися женщинами — своей женой и сестрой, доказывающими друг другу, кто знатней — Радзивиллы или же Собесские, кто на каком месте должен сидеть в костеле, у трона… На все упреки за навязывание литвинам польского языка Собесский лишь отвечал: «Сгорит ли земля от огня, сгинет ли трава от вола. Какое мне дело! Нет ни единого доброго человека на свете, ни единого!..»
КОНЕЦ
