Откажитесь, и да будет вам!
Стоицизм пережил сильнейшие трансформации в своем развитии,начался с одного, кончился другим. Его отцами и душой стали Зенон и Эпиктет, амогильщиками — г-н Сенека, учитель Нерона, и Марк Аврелий, император и отецимператора Коммода (самого скверного, как о нем пишут, среди самых скверныхримских императоров). Политика испортила дело. Ну, да бог с ними.
Нельзя быть счастливым, когда желаешь того, что невозможно;и наоборот, можно быть счастливым только в том случае, если желаешь возможного,потому что в таком случае всегда будешь иметь то, что желаешь. Все дело в том,чтобы желать только того, что в нашей власти, того, что возможно. Кто желаетневозможного, тот раб и глупец, восстающий против своего хозяина — Бога. Хозяиннаш желает, чтобы мы были счастливы; но для этого мы должны помнить, что всеродившееся должно умереть и что люди должны разлучаться.
Эпиктет
Что же заповедовали стоики, чем они жили? Они относились кстраданию с бесчувственной ненавистью сильных людей. Страдание некрасиво, онопортит жизнь, оно — признак гниения. Как к нему можно относиться?! Но что естьстрадание, если не желания, разбившиеся о рифы реальности? Не было бы желаний,не было бы и страданий — такова, вкратце, философия стоиков. Таков и рецепт:откажитесь от желаний, будьте свободными. Нельзя не заметить здесь, скольблизки стоики к буддийской доктрине. Впрочем, эта близость лишь родственная.
Когда я говорю, что стоики настаивали на необходимостиотказа от желаний — это выглядит как-то формально. Что значит отказаться отжеланий? О чем, вообще, идет речь? Несколько упрощая, можно сказать, что стоикизаповедовали нам не страдать манией величия, ведь все в этом мире бренно, инаше право на что-либо весьма относительно. Можно подумать, что я вдействительности обладаю своей одеждой, но ведь это большое заблуждение. Моей(или якобы моей) одеждой обладают еще и уличная грязь, и время, и пыль вбельевом шкафу, и любой гвоздь, торчащий из стены, готовый разорвать моеодеяние. Я уж не говорю о «правах» вора или огня на мою одежду! Конечно, это,вроде бы, моя одежда, но ведь ни уличная грязь, ни пыль, ни гвоздь, ни вор, ниогонь не будут спрашивать моего разрешения на то, чтобы выполнить свою функциюв отношении «моей» одежды — испачкать, запылить, порвать, украсть, сжечь и т.п.Стоики понимали это, кажется, лучше других.
«Ничто не вечно под луною» — так, достаточно тривиально,надо признать, рассуждали стоики. Памятуя Гераклита, они не льстили себеиллюзией стабильности, ибо «все течет, все изменяется». Поэтому рано илипоздно, так или иначе, все, что есть у тебя, будет отнято. Богатство можетиссякнуть, а если ты и сохранишь его до глубокой своей старости, то на тот светвсе равно не утащишь. Слава — та вообще преходяща. Здоровье будет отниматься утебя по малой толике — болезнями и старостью, а потом и вовсе отнимется. Такили иначе, рано или поздно, но нам придется расстаться со всем, что мы весьмаошибочно считаем своей собственностью. Единственное, что всегда останется снами, — это мы сами. Но именно эту часть своего богатства, это своеистинное достояние мы и не замечаем, полагая, что все наше добро — это деньги идругие материальные ценности, недвижимость, слава, здоровье и т.п. Ошибка! Всеэто может быть отнято, а потому дорого не стоит, и лучше уж отказаться от всегоэтого заблаговременно, нежели впадать по поводу подобных утрат в печаль иотчаяние. Однако же «нормальный» человек выбирает пестование утрат иотказывается от своей жизни, от возможности жить.
Боже, дай нам благоразумие спокойно принять то, что мы неможем изменить; мужество, чтобы изменить то, что можем; и мудрости, чтобыотличить одно от другого.
Рейнхольд Нибур
История Стильпона — философа-стоика — весьма в этом смыслеиллюстративна. Ему удалось спастись от пожара, опустошившего его родной город.Но в огне погибли его жена, дети и все его имущество. Встретив Стильпона и непрочитав на его лице, несмотря на столь ужасные бедствия, ни испуга, нипотрясения, македонский царь Деметрий задал ему вопрос: «Неужели же ты и впрямьне потерпел никакого убытка?!» «Благодарение богам, ничего своего я не потерял», —ответил ему Стильпон. Он называет в этом случае «своим» то, что безраздельнопринадлежит только ему, т.е. свою собственную жизнь. Все остальное, кроме нашейсобственной жизни, отнюдь не является и не может быть нашим. Притязание же нато, что не является нашим, есть очевидное прегрешение. А проклятия, брошенныеБогу: «Как Ты мог?! Почему я?!» — и вовсе чистой воды безумие.
Да, Стильпон кажется черствым и жестоким, но разве если быон плакал, кто-то воскрес из пожара, и если бы он корил судьбу, разве онаприслушалась бы к его обвинениям? Жизнь продолжается, и думать нужно о живых, авсякие требования ущербны по своей сути. Мы же любим думать о покойниках — отом, что мы не так сделали, что им не так сказали, чего не успели и т.п. Темвременем мы допускаем те же самые ошибки в отношении ныне живущих, когда жеуйдут и они, то настанет, наконец, и их черед, но, как всегда, будет поздно.Отказ, о котором говорят стоики, есть отказ психологический, это не отстранениеот предмета, но устранение притязаний, именно в этом ракурсе и следует пониматьих основной принцип. Откажитесь от того, что вы имеете, прежде, чем это будет увас отнято, тогда вы избежите страдания — таков завет стоиков. Стоики учат нассамому простому рецепту мужества, впрочем, во всем этом скрыт и еще один, оченьглубокий смысл.
Не требуй, чтобы свершающееся свершилось по твоей воле, ножелай, чтобы свершающееся свершилось так, как оно свершается, и проживешь тысчастливо.
Эпиктет
Вспомним уже знакомого нам Эпиктета. Значительную часть своейжизни он был рабом. Однажды, чем-то не угодив своему хозяину, он навлек на себяего гнев. Вздорный человек стал бить его, а потом повалил наземь. Эпиктет упалничком, и хозяин принялся выкручивать ему ногу. Эпиктет не сопротивлялся, вкакой-то момент он поднял голову и произнес: «Ты ее сломаешь». Хозяин не внялпредупреждению, и через какое-то мгновение нога Эпиктета в его руках хрустнулаи сломалась. «Ну, я же тебя предупреждал», — спокойно сообщил ему Эпиктет,подняв свою голову во второй раз. Конечно, Эпиктет потерпел утрату, но он и непритязал на свою ногу, что было бы в высшей степени глупо и безрассудно. Это,разумеется, не означает, что не нужно пользоваться своими ногами, пока они утебя есть (чем Эпиктет, безусловно, и занимался), однако же следует ли страдатьпосле того, как их не станет?
Но чем поучительна история Эпиктета, так это развязкойсюжета. Пораженный мужеством и спокойствием своего раба, хозяин дал Эпиктетувольную. Возможно, впрочем, он руководствовался при принятии этого решения и болеепрагматичной целью — действительно, зачем ему хромой раб? Так или иначе, ножизнь предложила Эпиктету, который не настаивал по одному пункту (нацелостности собственной конечности), большие дивиденды по другому — он получилсвободу. Отказ от того, что нам и так не принадлежит, — это никакая неутрата, это, напротив, обретение, обретение того, что жизнь предложит взамен еюже и изъятого. Жизнь всегда предлагает нам новые и новые варианты, только мы ихне замечаем, поскольку продолжаем настаивать там, где это уже и бессмысленно, инакладно.
