— Он всегда был красивым мальчиком.
— «Красивым мальчиком», — передразнила Илзи. — Эмили Старр, надеюсь, если ты когда-нибудь выйдешь замуж, твой муж загонит тебя в собачью конуру и посадит на цепь! Я буду называть тебя тетушкой Эмили. «Красивый мальчик»! Да в Монреале нет никого, кто годился бы ему в подметки! Это его внешность я люблю по-настоящему… а не его самого. Иногда, если быть честной, он наводит на меня скуку. Хотя прежде я была уверена, что этого не будет. Он никогда не наводил на меня скуку до помолвки. У меня такое предчувствие, что когда-нибудь я запущу в него чайником. Какая жалость, что нельзя иметь сразу двух мужей! Одного, чтобы на него смотреть, и другого, чтобы с ним говорить. Но мы с Тедди будем эффектной парой, не правда ли, милочка? Он такой смуглый, а я блондинка. Идеальное сочетание. Прежде я всегда желала быть «смуглой леди»… как ты… но, когда я сказала об этом Тедди, он лишь рассмеялся в ответ и процитировал старый стишок:
Коль не лгали поэты,
Что канули в Лету,
У сирен только черные косы.
Но из века в век
Рисовал человек
Ангелов златоволосых.
Других причин назвать меня ангелом у Тедди не будет. К счастью. Так как в конечном счете, Эмили, я, пожалуй… ты уверена, что дверь закрыта и тетя Лора не упадет замертво?.. Я гораздо охотнее стала бы сиреной, чем ангелом. А ты разве нет?
— Давай еще раз просмотрим все приглашения и убедимся, что никого не забыли, — сказала Эмили в ответ на этот бурный поток слов.
— Разве не ужас — принадлежать к таким кланам, как наши? — проворчала Илзи. — Такая жуткая куча всяких старомодных зануд, которые обязательно должны присутствовать. Надеюсь, когда-нибудь я попаду туда, где нет никаких родственников. Хорошо бы вся эта кутерьма была уже позади. Ты послала приглашение Перри?
— Да.
— Интересно, приедет ли он? Надеюсь, что да. Какой глупышкой я была, что когда-то воображала, будто ужасно его люблю! Раньше у меня еще была надежда… на всякое такое, хоть я и знала, что он с ума по тебе сходит. Но я никогда не надеялась после того обеда с танцами у миссис Чидлоу. Помнишь, Эмили?
Да, Эмили помнила этот обед.
— До того дня у меня всегда была надежда, что когда-нибудь, когда он поймет, что не сможет добиться твоей руки… И я завоюю его сердце, когда он будет разочарован в любви… Как по-викториански это звучит, правда? Я думала, что он будет у Чидлоу… я знала, что его пригласили. И я спросила Тедди, приедет ли Перри. Тедди многозначительно посмотрел мне прямо в глаза и сказал: «Перри не будет здесь. Он готовится завтра выступать в суде. Цель Перри — карьера. У него нет времени на любовь». Я поняла, что он пытается меня предостеречь, поняла, что бесполезно надеяться… на что-либо. И тогда я сдалась. Что ж, все к лучшему. Замечательно, правда, когда все так оборачивается? Начинаешь верить во Всемогущее Провидение. Как это приятно — иметь возможность все валить на Бога!
Эмили почти не слышала Илзи, пока машинально вешала в шкаф голубое платье и надевала зеленый спортивный костюм[78]. Так вот что Тедди сказал Илзи в тот вечер, когда произнес слово «любовь»! А она, Эмили, была так холодна с ним из-за этого! Ну, вряд ли это имело какое-то значение. Без сомнения, он предостерегал Илзи лишь потому, что хотел отвлечь ее мысли от Перри и привлечь к себе самому…
Эмили испытала облегчение, когда Илзи наконец ушла домой. Беспечная болтовня подруги действовала Эмили на нервы, хоть ей и было стыдно признаться в этом. Впрочем, ее нервы и без того были напряжены. Еще две недели этой пытки, а потом, слава Богу, по меньшей мере, покой.
II
В сумерки она поднялась на Пижмовый Холм, чтобы вернуть книгу, которую накануне дала ей почитать миссис Кент. Следовало сделать это до того, как Тедди вернется домой. В последние недели она несколько раз заходила в Пижмовый Холм, и между ней и миссис Кент возникло нечто вроде странной дружбы. Они одалживали друг другу книги и говорили обо всем — кроме самого главного. Книга, которую Эмили предстояло вернуть, была старым изданием «Южноафриканской фермы»[79].
Когда Эмили выразила желание прочесть эту книгу, миссис Кент поднялась на чердак и вскоре спустилась с томиком в руках. Ее белое лицо казалось еще белее, чем обычно, и красный шрам на нем был похож на горящую полоску — так она выглядела всегда, когда волновалась.
— Вот эта книга, — сказала она. — Лежала у меня в ящике на чердаке.
Эмили прочла ее в тот же день перед сном. В последнее время ей трудно было уснуть, и ночи казались невероятно длинными. У книги был затхлый, неприятный запах — очевидно ящик, о котором говорила миссис Кент, давно не открывали. В книге Эмили нашла тоненькое письмо, без марки, адресованное миссис Кент. И что самое любопытное, его, очевидно, не распечатывали. Что ж, письма часто сами собой заклеиваются, когда долго лежат под грузом — особенно если уголок оттянули, не разорвав, когда открывали конверт в первый раз. Вряд ли это имело большое значение. Но разумеется, она упомянет об этом, когда будет возвращать книгу.
— Вы знали, что в этой книге письмо, миссис Кент?
— Письмо? Ты сказала «письмо»?
— Да. Адресованное вам.
Эмили протянула письмо миссис Кент, лицо которой стало мертвенно-бледным, когда она увидела почерк на конверте.
— Ты нашла это… в той книге? — прошептала она. — В той книге, которую не открывали больше двадцати пяти лет? Ты знаешь… кто написал это письмо? Мой… муж написал его… а я его так и не прочитала… даже не знала о нем.
Эмили почувствовала, что письмо связано с какой-то трагедией, возможно, с тем, что стало для миссис Кент мучительной пыткой всей ее жизни.
— Я уйду, чтобы вы смогли прочесть его в одиночестве, — сказала она мягко и вышла. Миссис Кент осталась стоять в темной маленькой комнате, держа в руке письмо, словно змею.
III
— Я послала за тобой сегодня, так как должна тебе кое-что сказать, — начала миссис Кент.
Она сидела, маленькая, прямая, решительная, в кресле у окна в резком свете холодного заката. Стоял июнь, но небо было низким и осенним. Эмили, прошедшая к дому по прямой тропинке, озябла и дрожала. Ей хотелось поскорее вернуться домой. Но тон записки миссис Кент был настойчивым, почти повелительным. Зачем, скажите на милость, ей могла понадобиться она, Эмили? Ведь причина наверняка никак не связана с Тедди. Однако что еще могло заставить миссис Кент так спешно послать за ней?
Едва увидев миссис Кент, Эмили осознала, что мать Тедди странным образом изменилась. Эту удивительную перемену казалось невозможным описать. Миссис Кент была все такой же хрупкой и жалкой, с тем же вызовом в глазах. Но Эмили вдруг почувствовала, что перед ней уже не прежняя несчастная женщина. От нее веяло покоем, непривычным, печальным, давно неведомым покоем. Несчастную душу наконец сняли с дыбы.
