«Ничто не вечно…» — пела на французском Далида. «Ничто не вечно…» Матрос-тихоокеанец задумчиво её слушал. Музыкальная муха медленно ползла по сверкающей шпаге-антенне.
«Ничто не вечно…»
«Может, сдать билет и поехать домой? — подумал Гектор, глядя на эту муху. — Зачем мне в Крым? Ах, Алина, Алина…»
«Ничто не вечно…»
Самолёты разбегались и исчезали в небе. Даже в Париж к тоскующей Далиде улетел самолёт.
«Ничто не вечно…»
Посадку на Симферополь объявили в четыре часа дня. На крыльях старичка Ту-104 солнце пасло свои заячьи стада, весело зеленела вокруг взлётной полосы трава, и любопытный локатор вертел головой над стеклянной диспетчерской. Гектор смотрел в круглое окно и думал о птицах, из-за которых разбиваются самолёты. Птицы эти — голуби, скворцы и галки — гуляли по полю, не обращая внимания на ревущие моторы. Появилась стюардесса с конфетами. Самолёт поскакал на взлёт. Гектору стало не по себе, когда самолёт, не успев толком взлететь, начал качать в воздухе крыльями, переваливаться с боку на бок, а земля внизу в это время напоминала выколачиваемый ковёр.
«Ничто не вечно…»
Пульсировала в голове трусливая мыслишка, что, хотя разбивается один самолёт из миллиона, всё-таки есть же этот проклятый один самолёт, и где гарантия, что он не тот, на котором сейчас летит в Симферополь бывший десятиклассник Гектор Садофьев.
Гектор вытащил из кармана купленную в аэропорту «Неделю» и начал читать статью про дельфинов.
Самолёт точно иголка проткнул облака и теперь купался в свежем солнечном свете. Не верилось, что за бортом — минус тридцать пять. Грешная земля осталась далеко внизу, завёрнутая в облака, словно ребёнок в пелёнку. Всё осталось внизу.
«Ничто не вечно…»
…Вчера Гектор стоял около Думы и ждал Костю Благовещенского. Костя вручил ему деньги, вложенные в белый конвертик, и взглянул на Гектора сожалеюще.
— Ты хоть раньше бывал в Крыму? — спросил Костя.
— Не бывал, — ответил Гектор.
— А как ты будешь её там искать? — спросил Костя. — Среди волн и песка?
— Я позвонил ей домой, — ответил Гектор. — Мне сказали, что она уехала в Керчь в археологическую экспедицию…
— А в городе ты её дождаться не можешь?
— Нет. Я уже решил.
— Надоело ходить в мальчиках? Захотелось стать мужем?
— Неделю, понимаешь, я там буду, всего неделю! И я там буду заниматься…
— А ты, наверное, неспроста решил туда ехать, — пристально посмотрел на него Костя. — Что произошло?
— Ничего, — соврал Гектор. — Совершенно ничего не произошло. Просто я хочу её увидеть. Что могло произойти?
— Не знаю… Накануне вступительных экзаменов в Крым обычно не ездят…
Ветер шевелил тёмно-русые Костины волосы, и тонкий солнечный лучик, как спица, воткнулся в седую прядь.
— Нет, — сказал Гектор и удивился, как глухо, как отвратительно прозвучал его голос. — Ничего не произошло….
— Она… на даче? — спросил Костя.
— Я не знаю. Я давно её не видел.
— А когда ты её последний раз видел?
— На выпускном вечере, — ответил Гектор. — Когда ты дремал под дубом…
— Я, наверное, съезжу к ней на дачу, — сказал Костя.
— Это твоё дело.
— Она про тебя спросит…
— Соври ей что-нибудь… И вообще…
— Что «вообще»?
— Мы теперь не школьники, за одной партой не сидим…
Костя вздохнул.
— Я прекрасно понимаю, что ты хочешь сказать… Только один вопрос… Ты знаешь, что я хочу спросить…
— Последний раз я видел её на набережной, — ответил Гектор. — Я сидел на газоне под деревом, а она прошла мимо…
…Гектор выбрался в узкий самолётный коридор и пошёл в гудящий, словно холодильник, тамбур. Около покрытой инеем двери закурил. Гектор задумался, почему он соврал вчера Косте, когда они стояли около Думы, а мимо шли прохожие и задевали их плечами. Тем более что врать-то было бессмысленно. Гектор вспомнил чистенький белый конверт, который вчера протянул ему, Костя, вспомнил седую прядку, высвеченную солнцем. «Это же мой самый близкий друг, — неожиданно подумал Гектор. — Кроме него, у меня нет друзей…»
Моторы гудели ровно.
Так отношения Гектора и Инны, которые Гектор считал исключительно их отношениями, прямо коснулись Кости Благовещенского, о котором Гектор совершенно не думал, когда целовал Инну на мягком диване, а мишки и пёсики смотрели на них со шкафа. И когда Инна встала с дивана и громко щёлкнула кнопка на её белой юбке, Гектор тоже не думал о Косте Благовещенском, оставшемся дремать на школьном дворе под сенью единственного дерева. «Почему же я его не разбудил? — с отчаянием спрашивал себя Гектор. — И зачем я его обманул? И ещё взял у него деньги… И обязан врать всем, что я у него на даче… Что дальше будет? Ах, Инна, Инна…»
…Жарким июльским днём притащился Гектор в Академию художеств, нашёл деканат скульптурного факулм тета, где секретарша долго рылась, ворча, в каких-то папках, пока наконец не разыскала домашний адрес и телефон Алины Дивиной, выпускницы, защитившей диплом на «хорошо», но так и не пожелавшей сдать книжки в библиотеку. С негодованием поведала об этом Гектору секретарша. Гектор позвонил Алине из автомата, неподалёку от академии. Усмехаясь, смотрел на Гектора каменный сфинкс. Равнодушно плескалась Нева. «Алину? — спросил мужской голос. — Алина позавчера уехала в Керчь, если не ошибаюсь, на археологические раскопки».
Гектор пошёл пешком через весь Невский домой, а когда подошёл к своей двери и забренчал ключами, в голове у него уже созрел план действий. Гектор позвонил на работу матери, сказал, что ему надо сорок рублей на джинсы и что он поедет на дачу к Косте Благовещенскому заниматься, потому что дома невозможно заниматься — звонят, звонят…
«Что же я делаю? — думал в ужасе Гектор. — Куда я еду? Зачем я еду?»
Вечером Гектору позвонила Инна…
«Нет, надо ехать! — решил Гектор. — Видеть Инну, видеть Костю… Это выше моих сил… Ах, Алина, Алина… Где искать тебя в Керчи? На каких археологических раскопках?»
Ночью Гектор лежал и разговаривал сам с собой.
«Болван! — говорил себе Гектор. — Если ты уедешь, то потеряешь время и никуда не поступишь!»
«Но если я останусь, — отвечал себе Гектор, — я всё равно не смогу заниматься, потому что перед глазами будут стоять Инна и Костя…»
«Ну а Алина, — спрашивал себя Гектор. — Ты же её совсем не знаешь! Вдруг ты её придумал?»
«Алина — символ, — отвечал себе Гектор. — Алина — призрак… Алина — любовь моя… Я увижу её, и мне всё станет ясно… В конце концов, разве это так много — неделя?»
…На следующее утро Гектор отправился в центральную кассу Аэрофлота — в чёрный дом на углу Невского и улицы Герцена. Второй день стояла жара. Мужчины вышли на улицы в рубашках с короткими рукавами, а девушка в лёгоньких платьицах, которые хулигански задирал на перекрёстках ветер.
