1
Снег в этом году держался до середины апреля, а когда он наконец растаял, образовалась такая грязь, что всем было бы впору превратиться в ангелов и летать по небу. С Ладоги в Неву пошёл лёд, ему было тесно в реке, и льдины наскакивали друг на друга, переворачивались, бились о сваи мостов. Почти неделю Нева хрустела и царапала набережные. Потом ледоход кончился, и появилось солнце. Вместе с травой начали зеленеть старые памятники. Они на время теряли своё величие и солидность. Екатерина Вторая в садике на Невском напоминала горничную в зелёном чепце, а полководцы Кутузов и Барклай де Толли стояли около Казанского собора, словно стрелки Робин Гуда на опушке леса.
Дни удлинялись. Женщины отмывали окна от зимней копоти. Закатное солнце плавило чистые стёкла в рамах и бабушки, гуляющие с внучатами, говорили, что в этих домах с вечерними пылающими стёклами живут волшебники. К ночи дома на улицах темнели, а воздух ещё долго оставался голубым и прозрачным, что означало приближение белых ночей. По утрам над городом качались серые тучи, приплывшие с Финского залива.
Десятиклассник Гектор Садофьев просыпался в восемь часов от звона будильника. Он лежал в кровати и смотрел, как зелёным парусом надувается на окне занавеска. Он вставал, отодвигал занавеску и видел, как шевелится внизу серенький Невский, как роняют искры троллейбусы, как в окнах дома напротив тоже отодвигаются занавески, а над крышами летят чайки. Чайки летели прочь от Невы, в сторону мясокомбината, куда по утрам привозили свежую рыбу. Гектор с грустью думал, что ленинградские чайки выродились, забыли про океаны, про волны до неба, про косяки живых рыб, ленивое кружение над мясокомбинатом и ожидание рыбьих отходов — вот что стало для них главным.
Старинные часы в прихожей били восемь. Они всегда отставали на несколько минут от будильника. Били часы глухо и таинственно, словно шёпотом напоминали, что пора ехать на дуэль или закладывать тройку и мчаться в пригородную церковь, где ждёт венчания чья-то обманутая дочка.
В этот ранний час у двери появлялся бородатый эрдельтерьер Карай и сурово смотрел на проснувшегося Гектора. Карай знал, что если Гектор долго возится в своей комнате, значит, их утренняя прогулка будет короткой. Выходя утром, днём и вечером гулять с Караем, десятиклассник Гектор Садофьев надевал резиновые сапоги, шлёпал по грязным лужам в дальний конец двора и там, спрятавшись за угол, выкуривал сигарету.
Вернувшись домой, Гектор брал Карая на руки и ставил в ванную. Потом включал тёплую воду и мыл ему лапы. Карай иногда рычал и показывал жёлтые зубы, которые Гектора совсем не пугали. Карай появился в доме, когда Гектор пошёл в первый класс.
Подёргав руками на уровне плеч и сделав несколько приседаний, Гектор вышел в прихожую и остановился перед большим зеркалом. Позади него в зеркале отражались красные обои, стеллажи с книгами и старое вытертое кресло. Кресло пахло псиной. Когда Гектор был в хорошем настроении, он видел в зеркале высокого светловолосого пария, худощавого и мускулистого. Грустны, всезнающи и ироничны были серые глаза парня. Зеркальное изображение гипнотизировало Гектора. Но иногда по утрам там возникал худой сутулый тип с остроугольной нижней челюстью и бесцветными глазами. «Неужели это я?» — в бешенстве думал Гектор. Он падал на пол, двадцать раз отжимался, делал стойку на руках, хватал гантели, бежал в ванную, включал холодный душ, и… физкультурный азарт проходил.
Так, по-разному, видел себя в зеркале десятиклассник Гектор Садофьев.
В тот год в Ленинграде считались модными прямые синие джинсы, цветастые рубашки «батники» с одинокой никчёмной пуговицей на воротнике, светлые замшевые ботинки и тёмные очки «поларойд». Молодые люди, имеющие на себе перечисленные предметы, толпились по вечерам около станции метро «Гостиный двор», неподалёку от бывшей Думы и посматривали по сторонам с непонятным презрением, которое озадачивало прохожих. Именовались эти люди «центровыми».
В тот год группа «Битлс» выпустила свою предпоследнюю пластинку «Эбби-роуд», и сосед Гектора — студент консерватории Юрка Тельманов — худой и длинноволосый, скрючившись над пианино, сыграл её Гектору всю, время от времени шепча: «Господи! Какая гармония! Садофьев! Идиот… Неужели ты не чувствуешь?..» Гектор смотрел на белые Юркины пальцы, снующие по затёртым клавишам, и завидовал. Так хорошо ему самому никогда не сыграть.
В тот год школьный дневник Гектора, который уже не надо было сдавать на проверку классной руководительнице, украшали следующие афоризмы и изречения:
1. «И проснулся мудрец, когда все отошли ко сну…» (Написав это, Гектор увидел дремлющий за партой класс и себя, юного, но с огромной белой бородой, потягивающегося и расправляющего плечи.)
2. «Жизнь создаёт больше железных механизмов, чем прекрасных зданий». (Эта мысль, правда, была Гектору не очень понятна. Он давно забыл, где её вычитал. Но она предполагала некоторый горький житейский опыт, которого пока у Гектора не было и который ему приходилось себе придумывать.)
3. «Всё уходит, а что-то остаётся…» (Это была самая любимая фраза, хотя в памяти подчас оставалось то, чего в жизни вовсе и не было: какие-то милые симпатичные женские лица, кружевные зонтики над головами, лунный свет в парках, голубые пруды с красными заплатками из листьев, лебеди с длинными белыми шеями, органная музыка среди осеннего леса, верные друзья, чистый звон фужеров с шампанским, верховые прогулки вдоль утренних полей и многое другое оставалось в памяти, а что-то уходило, уходило…)
В тот год почерк у Гектора вдруг резко изменился. Если раньше он выводил дрожащие витиеватые буквы, то теперь буквы стали приземистее и крепче.
В середине апреля весна — девушка-босоножка — бегала по грязи, но скоро грязь высохла, небо прояснилось, и ветер принялся разносить по улицам пыль. Гектор перестал мыть Караю ноги, и на ковре в прихожей тот оставлял вереницы серых пыльных следов.
На улицах появились люди с пилами, садовыми ножницами и лестницами. Они превращали деревья в многоруких языческих идолов. Внизу валялись свежеспиленные ветки. Потом неожиданно пошёл дождь. Он смыл с памятников купоросную зелень, прошёлся прозрачной дробью по крышам и окнам, и на ветках в лужах распустились маленькие зелёные листья.
Такая удивительная весна была в тот год — грязь, пыль, дождь, распустившиеся ветки в лужах.
2
Иногда, когда Гектор собирался в школу, на кухне появлялась мать. В розовом стёганом халате, зевающая и скучная, она садилась за стол напротив Гектора, наливала в чашку кофе и грустно смотрела на сына.
