пятеро кинулись в атаку.
Глава 22
Я не успел даже выхватить саблю. Только кистень вытряхнул из рукава, да резко дёрнул поводья, разворачивая лошадь, которая встала на дыбы, едва не вытряхнув меня из седла. Будь у них самострелы или хотя бы рогатины, меня бы ссадили с лошади в мгновение ока, но эти мерзавцы были вооружены плотницкими топорами и дубинками. И они кинулись все разом, достаточно профессионально и ловко, даже не мешая друг другу.
Наотмашь ударил кистенём, получил в ответ дубинкой в колено, Гюльчатай двинула копытом мужика, пытавшегося схватить её под уздцы.
— Аркань его! Живьём брать приказано! — крикнул один из них.
Взметнулся в воздух аркан. Похоже, удельный князь решил сперва позабавиться, а уже потом избавляться от меня. Взять живьём, в плен. Интересно, как они собирались это провернуть, когда меня окружала сотня стрельцов. Такое возможно, только если подкупить стражу, да и то с огромным риском.
Я гарцевал на лошади, размахивая кистенём, и аркан пролетел мимо, однако же и кистень мне пришлось выронить, чтобы в тот же момент схватиться за саблю. Нет, второй раз я на аркан не попадусь, хватило мне и один раз побывать в гостях у татар.
Моё поспешное отбытие из Великих Лук явно нарушило им все планы. Не удивлюсь, если в сотне имеется их сообщник, просто подкупленный или вовсе из людей Старицкого. Как-то ведь они узнали, что я поехал прочь из города, и по какой дороге.
Я наконец изловчился пластануть одного из них саблей, защищённое одним только полушубком тело не смогло противостоять быстрому и резкому удару. Кровь хлынула широким фонтаном, особенно яркая на свежем снегу. Минус один ублюдок.
Отбивался я рьяно, яростно, махал саблей так, как не делал этого ни на одной из своих тренировок. Сумел ранить ещё двоих, но это были только царапины, не мешающие вести бой. Сам пару раз получил по ногам дубинкой, Гюльчатай тоже прилетело по крупу, как бы я не уворачивался. Но разорвать контакт у меня получилось, и я отъехал на несколько шагов назад, пока тати, тяжело дыша, зализывали раны.
— Всё равно не уйдёшь, — прошипел их главный. — Из-под земли достанем.
Мне стало окончательно ясно, эта засада — чистейшая импровизация с их стороны. Изначальный план, очевидно, состоял вообще в другом. Например, выкрасть меня уже после выхода из Пскова. Сгинул на войне, да и всё.
— Вы из-под земли уже не выберетесь, — желчно произнёс я. — Да и не стану я вас хоронить. Не заслужили.
Внутри клокотала ярость, саблю я держал железной хваткой. Напротив меня осталось четверо, и против одного это, пожалуй, многовато, но я был дворянином, воином, сотником, а они — обыкновенными татями, крестьянами, взявшими в руки дубины и топоры. И я уже видел, что уверенности в победе у них изрядно поубавилось.
— Гойда! — рявкнул я, пришпоривая кобылу.
Уставшая, но верная Гюльчатай послушно сорвалась с места, я вскинул саблю, рубанул с оттяжкой одного, другого. Первому снёс полчерепа, другой вскинул дубинку, защищаясь, и лишился сразу всех пальцев, когда клинок проскользнул вдоль дубины. Третий благоразумно бросился в кусты, а четвёртый попытался кинуть в меня топор, оставаясь безоружным, но промахнулся. Я вовремя прижался к лошадиной гриве, и топор пролетел сверху. Этого метателя я полоснул поперёк груди, а потом взялся за лук, чтобы пристрелить последнего, который ломился через заросли, но бандит ушёл раньше, чем я оказался готов к выстрелу.
Сердце бешено колотилось, я выпрыгнул из седла, свирепым взглядом уставился на единственного выжившего, который зачем-то пытался отыскать в снегу обрубки своих пальцев.
— Кому служите? — прорычал я, приставив окровавленную саблю к его носу.
— Не губи, боярин, Христом-богом молю! — забормотал тать.
От этих его слов мне, наоборот, захотелось ещё сильнее его прибить. Но я пока сдержался.
— Служите кому? Говори, собака! — рыкнул я.
Если начнёт сейчас причитать, что старшой договаривался и вон он лежит, точно зарублю на месте.
— Старицкому! Владимиру Андреичу! — взвыл бандит, прижимая к груди кровоточащие культяпки. — Велено было выкрасть тебя!
— Это ещё зачем? — хмыкнул я.
— Того не ведаю! — признался он.
Я вытер саблю от крови, бросил в ножны, посмотрел ещё раз на откровенно струсившего разбойника. Взять бы его за шиворот, да в Разбойный приказ, на дыбу…
— А если иначе спрошу? — прищурился я, вытаскивая у него из-за пояса его собственный косарь.
— Клянусь, не знаю того! — он даже вскинул руку, чтобы перекреститься, но вместо этого уставился на отсутствующие пальцы.
— Какие ещё приказы были? — спросил я.
— Выкрасть и в Старицу доставить, — сказал он. — Коли получится, то живым.
— Видишь, не получилось, — процедил я.
Если бы этот негодяй повторил свои слова перед царём, или хотя бы перед кем-то из царских воевод, или даже перед губным старостой, то это неслабо пошатнуло бы позиции князя Старицкого в глазах Иоанна. Как же, приказал своим людям выкрасть целого сотника, царского человека. Старицкий бы, конечно, непременно выкрутился, мол, не выкрасть приказал, а пригласить, да поняли его неправильно, но зная подозрительность Иоанна, осадочек бы всё равно остался.
Однако тащить его куда-то, тратить на это драгоценное время, задерживаться… Такой роскоши я себе позволить не мог. Мне нужно было спешить, если я хотел вернуться в Псков до Рождества.
Поэтому я без всякого сожаления ткнул бандита косарем в горло. Вжик, уноси готовенького. Он захрипел, повалился на снег, обильно орошая его алой кровью. Я же подошёл к лошадям.
Лошади мои от густого запаха крови дурели, испуганно пятились назад, фыркали, так что пришлось подойти к каждой и успокоить персонально, пошептав на ушко несколько ласковых слов. Гюльчатай пришлось расседлать, она и так здорово поработала, показав себя настоящей боевой лошадью, и даже получила за это пару раз дубинкой, поэтому я перекинул седло на мерина.
Трупы я обыскал, оттащил в сторону от дороги. Взять у этих разбойников было нечего, но я искал не золото, а письменные инструкции или что-то в этом роде. Не нашёл. И поэтому, забрав свой кистень и ещё раз окинув задумчивым взглядом место побоища, залитое свежей кровью, поехал дальше. Мне казалось, будто я что-то упустил, но я так и не вспомнил, что именно.
И я вновь погрузился в рутину однообразной скачки, с каждым шагом понемногу приближаясь к Можайску и царю. Не уверен, стоит
