его не могу! Он такой… чудовищный! Такой страшный и отвратительный…
– Поговорим об этом позже. – Он не отрываясь смотрел на Тиллингфорда; пузатый капиталистический босс собрал вокруг себя банду своих прихвостней и о чем-то с ними негромко и скрытно переговаривался.
– Эти боевики, – тихо сказал Лоус, – еще себя покажут, с ними далеко не все кончено. Нам еще предстоит увидеть бой, до того как мы покинем этот мир.
Тиллингфорд закончил давать указания. Ткнув в Лоуса большим пальцем, он распорядился:
– Этого повесьте. А то он что-то не на своем месте.
Лоус широко улыбнулся:
– Вот и еще одного ниггера сейчас линчуют. Капиталисты все время это делают.
Хэмилтон, не веря в происходящее, чуть было не рассмеялся в голос. Но Тиллингфорд был абсолютно серьезен.
– Доктор, – хрипло сказал Хэмилтон, – все это существует лишь потому, что Марша верит в это. Вы, все это сражение, вся эта идиотская фантазия – да она уже не удерживает ее, тут все распадается. Это не реальность – это лишь иллюзия. Прислушайтесь ко мне!
– Да, и этого красного тоже, – устало сказал Тиллингфорд. Он вытер свой окровавленный и закопченный лоб шелковым носовым платком. – И его красную шлюху. Когда перестанут биться, облейте их бензином и сожгите. Надо было никуда не ездить, конечно. Мы там были в безопасности, хотя бы на время. И могли бы составить защитную формулу получше.
Словно призрачные тени, рабочие пробирались через обломки. Снова раздались взрывы гранат; в воздухе стало тесно от неясных кусков пепла и осколков, что бесшумным дождем сыпались вниз.
– Глядите, – в ужасе сказал Дэвид Притчет.
На темном ночном небе формировались гигантские буквы. Светящиеся, туманные, нечеткие пятна, которые постепенно складывались в слова. Уже полуразрушенные лозунги утешения, нетвердой рукой написанные на черной пустоте ради них.
Мы идем.
Держитесь.
Борцы за мир.
Восстаньте.
– Очень ободряюще. – Хэмилтона передернуло.
Скандирование, доносящееся из тьмы, стало громче. Холодный ветер швырял фразы из песни в сторону полускрытой группы.
– Может быть, они еще успеют нас спасти, – с сомнением сказала миссис Притчет. – Но эти жуткие слова там, наверху… мне от них так неспокойно.
Тут и там люди Тиллингфорда сновали, подбирая обломки и всякую всячину, устраивая себе укрепленные позиции. Почти затерянные в вихрящихся облаках тумана и дыма, они были еле видны. Время от времени высвечивалось чье-нибудь суровое, жесткое лицо, на мгновение попадая в поле зрения и тут же скрываясь обратно в тумане и сумраке. Кого же эти лица напоминали? Хэмилтон попытался сообразить. Низко натянутые шляпы, крючковатые носы…
– Это гангстеры, – напомнил Лоус. – Чикагские гангстеры тридцатых.
Хэмилтон кивнул.
– Точно.
– Все прямо по книжке. Она, видимо, заучила ее наизусть.
– Оставь ее в покое, – сказал Хэмилтон без особой убежденности.
– Что там будет следующим? – иронически обратился Лоус к скорчившейся фигурке Марши Хэмилтон. – Капиталистические бандиты в отчаянии окончательно сходят с ума? Так, вроде?
– Они уже выглядят в достаточной степени отчаявшимися, – как обычно, хмуро прокомментировал Артур Сильвестер.
– Такие неприятные люди, – опасливо сказала миссис Притчет. – Я и не знала, что такие люди существуют.
В этот момент один из огненных слоганов в небе взорвался. Куски горящего слова посыпались вниз, мгновенно поджигая кучи мусора. Тиллингфорд, ругаясь и сбивая с себя пламя, неохотно отступил; на него обрушился обломок пылающей чепухи, плащ его сразу загорелся. Справа от него группа боевиков компании оказалась погребена под огромным раскаленным портретом Булганина, который отвалился от неба и рухнул прямо на них.
– Заживо погребены, – с удовольствием отметил Лоус.
Падали все новые и новые слова. Гигантское пылающее слово «мир» c шипением свалилось на уютный маленький домик Хэмилтона; вспыхнула крыша, а вместе с ней гараж и сушилка для белья. Он горестно наблюдал, как все ярко горит и как высокими мерцающими языками пламени освещает ночь. Из темного города не доносился в ответ вой сирен; дома и улица в молчании тянулись прочь, закрытые и враждебные этой огненной жертве.
– Господи боже, – в страхе прошептала Марша, – мне кажется, что сейчас вот-вот упадет это огромное «Сосуществование»!
Прячась среди своих людей, Тиллингфорд окончательно утратил контроль над ситуацией.
– Бомбы и пули, – повторял он снова и снова низким монотонным голосом. – Бомбы и пули не остановят их. Они начинают свой марш.
В мерцающей тьме вперед продвигалась цепочка силуэтов. Их песня поднялась до лихорадочного возбуждения, темная и грубая, она выплескивалась вперед, опережая суровых бойцов, что пробирались через горящие груды мусора.
– Пойдем, – сказал Хэмилтон. Подхватив жену за вялую, податливую руку, он быстро повел ее сквозь разворачивающийся вокруг них хаос.
Руководствуясь инстинктивной памятью, Хэмилтон повел свою жену вдоль стены их горящего дома, по бетонной дорожке на задний двор. Участок забора обгорел и рассыпался; волоча Маршу за собой, он проложил путь меж тлеющих обломков – в темный двор за забором. Дома выглядели зловещими смутными силуэтами во тьме. Время от времени впереди возникала быстротечная картинка бегущих людей; безликие и заменяемые рабочие молча сбегались отовсюду к месту сражения. Но постепенно звук стрельбы затих за ними, а с ним исчезли и все силуэты. Отступило и брызжущее пламя. Они вырвались из боя.
– Обождите. – За ними возникли запыхавшиеся Лоус и Макфайф. – Тиллингфорд и впрямь озверел от отчаяния. Настоящий берсерк, – выдохнул Лоус. – Боже, какая ж там мясорубка.
– Просто не верится, – пробурчал Макфайф. Широкое лицо его, сведенное судорогой, было все в поту. – Они дерутся как животные, встали на четыре лапы, все в крови и грязи.
Перед ними вдруг моргнули и разгорелись огни реклам.
– Это еще что? – недоверчиво спросил Лоус. – Нам бы лучше держаться подальше от главной сюжетной линии тут.
Это была деловая часть Белмонта. Но она полностью изменилась.
– Что ж, – едко сказал Хэмилтон, – этого следовало ожидать.
В ночной темноте переливался светом район процветающих трущоб. Словно ядовитые грибы, вздымались грязные и потрепанные заведения, вызывающие в своей мерзости. Бары, бильярдные, боулинг-клубы, публичные дома, оружейные магазины… и над всем этим грохотал металлический скрежет. Оглушительный грохот американского джаза несся из репродукторов над каждым залом игровых автоматов. Била в глаза мигающая неоновая реклама. Вокруг бесцельно бродили вооруженные солдаты, выбирая один из давно протухших пороков в этом рассыпающемся пространстве аморальности.
В окне одного из магазинчиков Хэмилтон заметил странную картину. Ряды ножей и пистолетов были выставлены в обтянутых бархатом ящиках.
– А что не так? – сказал Лоус. – Вот так коммунисты и представляют себе Америку – гангстерские города, полные порока и преступности.
– Ну да, и в сельской местности не лучше, – невесело поддержала Марша. – Индейцы, беззаконные убийства и суды Линча. Бандиты, резня кругом, кровопролитие.
