Марша уклонилась от него и пробралась к Хэмилтону.
– Чуть не задело. Мы прямо посередине; они собираются тут друг друга поубивать.
– Жаль, что вас не задело, – тихо процедила Эдит Притчет. – Тогда бы мы были уже не здесь.
В ужасе и отчаянии Марша застонала. Вся группа смотрела на нее жестко и неодобрительно; лица казались ярко-белыми в безжалостном свете фальшфейера.
– Вы все в это верите. Вы думаете, что я – коммунист.
Тиллингфорд быстро обернулся. Его грубое, искаженное лицо отразило почти истерический страх.
– Верно, я и забыл. Вы все были именно на партийном собрании под видом пикника.
Хэмилтон хотел было опровергнуть это. Но усталость победила. Какая, в сущности, разница? Вполне вероятно, что в этом мире они и впрямь были на коммунистическом пикнике, сходке Прогрессивной партии с народными танцами, песнями испанских республиканцев, речами, плакатами и петициями.
– Ну что ж, – мягко сказал он жене, – мы проделали долгий путь. Прошли три мира, чтобы попасть сюда.
– Что ты имеешь в виду? – Голос Марши сорвался.
– Ты могла бы мне и сказать.
Ее глаза вспыхнули.
– И ты не веришь мне? – Ее хрупкая бледная рука взметнулась в темноте; обжигающая боль пронзила его лицо и рассыпалась в нем слепящим круговоротом искр. Почти тут же обида покинула ее. – Это неправда, – безнадежно произнесла она.
Потирая горящую и распухшую щеку, Хэмилтон сказал:
– И все же это интересно. Была ведь поговорка, что никогда не узнаешь, что у человека на уме, пока не проникнешь в его разум. И вот мы здесь. Мы уже побывали в голове у Сильвестера, в разуме Эдит Притчет, в безумном сознании мисс Рейсс…
– Если мы убьем ее, – ровным голосом сказал Сильвестер, – то мы выберемся отсюда.
– Обратно в свой мир, – добавил Макфайф.
– Отвалите от нее, – предупредил Хэмилтон. – Держитесь подальше от моей жены.
Их окружало тесное и враждебное кольцо членов группы. Какое-то время никто из них не двигался; шесть фигур застыли в напряжении с опущенными руками. Потом Лоус пожал плечами и заметно расслабился. Он отвернулся и пошел прочь.
– Забудьте, – бросил он через плечо. – Пусть Джек с ней разбирается. Это его проблема.
Дыхание Марши стало быстрым и неровным.
– Это так чертовски ужасно… Я не понимаю. – Она жалобно покачала головой. – Это полная бессмыслица.
Вокруг них упало еще несколько камней. Из бурлящей тени донеслись звуки, сперва негромкие и ритмичные, но постоянно растущие, пока они не стали многоголосым скандированием. Тиллингфорд стоял, прислушиваясь; тяжелые черты его лица выражали жестокость и злобу.
– Слышишь их? – спросил он у Хэмилтона. – Они там, скрываются во тьме. – Его грубое лицо исказилось гримасой презрения. – Животные.
– Доктор, – воспротивился Хэмилтон, – но вы же не можете верить в это. Вы же должны знать, что это не вы.
Не глядя на него, Тиллингфорд сказал:
– Вали к своим краснопузым дружкам вон там.
– Что, вот так все плохо?
– Ты – коммунист, – ровно сказал Тиллингфорд. – Твоя жена – коммунист. Вы отбросы человечества. Тебе не место на моем предприятии, не место в обществе приличных людей. Проваливай – и навсегда! – Спустя мгновение он добавил: – Возвращайся на свой коммунистический пикник.
– Вы собираетесь отбиваться? – спросил Хэмилтон.
– Естественно.
– Вы серьезно собираетесь начать стрельбу? Убить этих людей?
– Если мы их не убьем, – логично ответил Тиллингфорд, – то они убьют нас. Так все устроено, и не моя в этом вина.
– Ну это барахло долго не протянет, – с эстетическим отвращением сказал Хэмилтону Лоус. – Это все даже не актеры, а болванчики в дешевой коммунистической постановке. Низкопробная пародия на тему жизни в Америке. Реальный мир торчит изо всех щелей.
Внезапно ночь прорезало безумное стаккато пулеметной очереди. Где-то на соседних крышах рабочие незаметно установили пулемет. Фонтанчики светло-серой цементной пыли, выбитые пулями, приближались к ним. Тиллингфорд неуклюже упал на карачки и спрятался за руинами своего «кадиллака». Его люди, пригибаясь и разбегаясь по сторонам, ответили огнем. Из темноты прилетела граната; обжигающий столб пламени прыгнул в глаза и лицо Хэмилтону – его контузило, он покачнулся. Когда вспышка потухла, на ее месте стала видна глубокая воронка, до половины заполненная обломками. Среди обломков виднелись несколько подручных Тиллингфорда; тела их были изломаны под невозможными углами.
Хэмилтон безучастно наблюдал за их агонией, когда Лоус сказал ему на ухо:
– Присмотрись-ка. Ты не видишь среди них знакомых?
В окружающей тьме Хэмилтон не мог четко разобрать детали, но действительно, одна из неподвижных изломанных фигур кого-то ему напомнила. Озадаченный, он уставился на нее. Кем был этот человек, лежащий среди груды обломков, наполовину погребенный среди оторванных кусков мостовой и догорающих комков пепла?
– Это ты, – тихо подсказал Лоус.
Так оно и было. Смутные очертания реального мира колыхались волнами прибоя, видимые за этой искаженной фантазией. Словно бы даже сам создатель происходящего вокруг них испытывал какие-то серьезные, фундаментальные сомнения. Усеянная обломками мостовая не была улицей; это был бетонный пол Беватрона. Тут и там лежали другие знакомые фигуры. Слабо шевелясь, они начинали с трудом возвращаться к жизни.
Меж дымящихся руин осторожно продвигалось несколько техников и санитаров. Они тщательно выбирали свой путь, двигаясь мучительно медленно, шаг за шагом, так, чтобы не подставиться самим. Спустившись с соседних домов на уровень земли, они крадучись выходили на развороченную улицу… улица ли это была? Сейчас в окружающей их тьме виделись стены Беватрона и аварийные лестницы, ведущие на уровень пола. А красные повязки рабочих больше напоминали повязки Красного Креста. Хэмилтон совсем запутался; он оставил попытки расшифровать этот монтаж мест и фигур.
– Долго это не продлится, – негромко сказала мисс Рейсс. С крушением ее мира она возродилась точно такой же, как была, – в длинном вельветовом пальто, в своих обычных роговых очках, сжимающая свою драгоценную сумочку. – Этот конкретный заговор не слишком успешен. Даже и близко не так хорошо состряпан, как предыдущий.
– Вы полагаете, предыдущий был более убедителен? – ледяным тоном осведомился Хэмилтон.
– О да. Сперва меня почти втянуло в него. Я думала… – Мисс Рейсс улыбнулась с убежденностью фанатика. – Очень, очень неглупо. Я почти поверила, что это мой мир. Но я поняла всю правду, лишь только взглянула на холл моего здания. Лишь только увидела привычные письма с угрозами на тамошнем столе.
Марша, вся дрожа, сидела на корточках рядом с мужем.
– Что здесь не так? Все какое-то размытое.
– Все заканчивается, – отстраненно ответила мисс Рейсс.
Окрыленная надеждой, Марша отчаянно обхватила своего мужа.
– В самом деле? Значит, мы скоро очнемся?
– Может быть, – ответил Хэмилтон. – Есть такое мнение.
– Это… прекрасно!
– В самом деле?
Паника отразилась на ее лице.
– Да, конечно! Ненавижу этот мир – терпеть
