дворянином, пусть даже и нетитулованным, его паспорт простолюдина изымается, а взамен выдается новый. Так называемый дворянский патент или дворянская грамота. По факту это просто замена паспорта на новый, с тем нюансом, что приказ о пожаловании дворянского патента подписывается лично верховным князем, в базы вносятся соответствующие данные. И вот этот самый новый паспорт уже будет совершенно легальным. Как и дворянство.
— И при замене паспорта и пожаловании дворянства глубокая проверка проводиться не будет? — подозрительно уточнил я.
— Скажем так… верховный князь всегда точно знает, кому выдает патент, независимо от того, будет проверка или нет. Поясню момент… Всякое государство нуждается в достойных людях. Их, этих людей, никогда не бывает достаточно, их вечно не хватает. И потому государство вынуждено искать их любыми правдами и неправдами, причем не только среди своих граждан… Для этого некоторые люди наделяются правом выдавать кредит доверия, назовем это так. Например, таким правом наделен я. Если выданный кредит оправдан и отработан — вопрос раз и навсегда закрывается к всеобщей радости. Если нет… Ну, с меня, конечно, за ошибочно выданный кредит спросят…, но не так строго, как с владельца поддельного паспорта. Надеюсь, понятно разъяснил.
— Более чем, ваша светлость, — подтвердил я.
Ну что ж, я на крючке, как и предполагалось. Маслов совершенно четко дает понять, что если я не оправдаю его надежд — мне предстоит держать ответ и за нелегальный въезд, и за поддельный паспорт. И спрыгнуть с поезда не выйдет, это я тоже изначально понимал.
Полковник расплылся в улыбке, словно плантатор, выгодно купивший нового раба:
— Вот и славно. Канцелярия на первом этаже.
Я тоже улыбаюсь ему в ответ:
— Вас понял, уже иду. Спасибо, ваша светлость!
Итак, ставки возросли. Я приобретаю ценные возможности, цена провала увеличивается.
Но мы еще посмотрим, кто кого переиграет — и буду ли я вообще играть в эту игру.
Инцидент на медосмотре
Бумажная волокита оказалась упрощена до предела. Я написал заявление, приложил свой новообретенный паспорт — и все. Клерк — женщина средних лет в военной форме — спросила с меня рекомендации, дипломы и любые другие документы, которые мне будет угодно приложить, на что я только развел руками: у меня ничего этого нету.
На то, чтобы отнести заявление на подпись куда-то там, ушло минут пять, а затем за мной пришел сухопарый человек за пятьдесят в белом халате, но с шевроном на рукаве: медосмотр.
— А что, контракт там, присяга и все такое — это потом, после поступления? — спросил я.
— Это все на втором семестре, — ответила женщина-клерк. — Смысл что-то там заключать с тем, кто может вылететь в первом же семестре?
— Ах, ну да, «последний легкий день был вчера»...
— Вот-вот.
Осмотр был похож на тот, что в подпольном «колизее», физическую проверку я легчайше сдал.
— Хм, а у вас пульс не увеличился, — сказал врач после того, как я сделал тридцать приседаний и тридцать отжиманий.
— А должен? — спросил я.
— Вообще-то, должен.
— Расписка есть? Если мой пульс никаких долговых расписок не давал, значит, никому ничего не должен.
Врач хохотнул и принялся проверять мое зрение. Про то, что я вижу не только десятую линию, но и две мелкие снизу, я решил ему не говорить.
Минут через двадцать меня перевели в следующую комнату, а вернее, целую анфиладу их, в каждой из которых — по одному агрегату. Здесь к нам присоединился еще один тип в халате, и по его бейджику я понял, что это техник.
Мы прошли по всей анфиладе, где техник позамерял разные параметры, вроде чувствительности слуха и скорости реакции. Врач, получая распечатки, только цокал языком и приговаривал «надо же» и «недурственно, весьма недурственно».
Наконец, мы оказались в предпоследней комнате. Техник предложил мне сесть в кресло, взяться за две торчащие из стола ручки, исписанные странными символами, и зажечь вкрученную в стол лампочку.
Я взялся за ручки и спросил:
— Как именно я должен ее зажечь?
— Пожелайте этого. Прикажите. Можно вслух.
— Загорись, — сказал я лампочке.
Лампочка, ясен пень, меня проигнорировала.
— Если это тест на магический дар — то у меня его нет, — сказал я.
— Сильного — точно нет, иначе вы бы знали, — согласился техник. — Но средний или слабый дар часто находится в спящем состоянии, многие люди просто не подозревают о нем. Так, теперь вам нужно постараться как следует. Орите, проклинайте, можете материться, вызовите в себе гнев на эту подлую лампочку, ногами топайте — спящий дар порой непросто обнаружить. Нужна сильная эмоция.
Я старался добросовестно, но толку ноль.
— Да не филоньте, — сказал врач, — у вас даже лицо не побагровело от злости.
Я пожал плечами.
— Я остался спокоен даже по отношению к людям, которые на полном серьезе угрожали отправить меня в реанимацию и пытались пырнуть выкидухой. Не думаю, что я смогу разозлиться на ни в чем не повинную лампочку сильнее, чем на тех чмырей.
— Да это ни к чему, — сказал техник, — совсем по нулям. Стрелка даже не шелохнулась. Полный ноль, увы. Честно говоря, я бы удивился, если бы человек, настолько одаренный физически, имел бы еще и магический дар. Больно велико совпадение. Вы вообще по жизни как, везучий человек?
Я снова пожал плечами:
— Ну не то, чтоб очень. Допустим, денег под ногами на улицах не нахожу.
— Ну что ж, идемте дальше. Последний тест.
В следующей комнате стоял действительно такой серьезный и массивный агрегат.
— Измеряем чувствительность кожного покрова. Просуньте вот сюда ладонь, в эту рамку, но не касайтесь ее. Я буду подкручивать вентиль, как только ощутите холод — отдергивайте руку. Сделайте это резко, чтобы датчик движения зафиксировал момент правильно. Понятно?
— Вполне.
Я просунул руку куда было сказано.
— Начинаем. Итак... Ничего? Увеличиваю. Увеличиваю... Увеличиваю... Ничего?
— Я ничего не чувствую, — ответил я, — и вообще, тут не идет никакого охлажденного газа. Никакого дуновения.
— Хм... Увеличиваю... Увеличиваю... Увеличиваю... Упс, до упора.
— Опять сломался? — предположил врач.
— Ладно, отойдите, — сказал техник.
Он подошел к агрегату и просунул в рамку металлический стержень размером с карандаш. Прямо на моих глазах стержень начал покрываться инеем.
Хренасе!
Я перевожу взгляд на врача, а он смотрит на меня, и тоже несколько
