***
Каждый шаг дается все тяжелее, проклятый снег налипает на ноги, и я будто попал в кошмарный сон, когда пытаешься убежать, а толку нет. Но главная беда — в том, что я не сплю.
Если бы не снег вперемешку с болотом — я бы успел. Я уже давно пробежал бы полоску поля, перевалил за небольшой холмик, поросший деревьями — и пока, уроды. Но нет, я только добегаю до чертова холмика — самого опасного места маршрута. Или я лягу тут — или спасусь, пусть всего лишь на пять минут.
Я не вижу, но прямо затылком чувствую, как медленно разворачивается в мою сторону башня танка. Медленно — потому что танк не успел прогреться, гидравлика еще не работает, наведение вручную. Успею я добежать до гребня холма и скатиться или нет? Если нет — ну, даже тут есть один плюс: я ничего не почувствую. Кумулятивно-осколочный летит быстрее звука, так что и выстрела не услышу.
Чертов холм — место, где в меня невозможно промахнуться. Пока я бегу по ровному полю — промах на полметра значит для меня жизнь, потому что снаряд улетит далеко вперед. Начну подниматься по склону… попадание где угодно поблизости — моя смерть.
Карабкаюсь по склону наверх, вершина уже рядом. Я взбираюсь на нее и вижу, как впереди, в изгибе спасительного оврага, мелькнула светлая растрепанная фигурка. Все, ее уже никак не достать и не догнать …
Перед тем, как перевалить через холм и скатиться в спасительный овраг, я на бегу оглядываюсь…
…И успеваю увидеть вспышку из танкового орудия.
***
Этот сон стал самым неприятным в эти пару дней. Каждый раз, засыпая после очередной скачки с Нэдзуко, я снова и снова переносился на холодное, болотистое поле и пытался убежать от фугаса, вылетающего из черноты танкового орудия. У меня была всего одна передышка в самую первую ночь с Нэдзуко и вторая — когда я переночевал в компьютерном клубе в день схватки с вендиго.
Но больше, чем сам сон, меня мучит недоумение. Почему? Почему даже после боя с монстром я спал спокойно и мне не снилось это жуткое существо? Он совсем ни разу мне не приснился, этот вендиго, ни тогда, ни за следующие два дня, хотя такой кошмарный эпизод ну просто должен сниться в кошмарах еще долгое время. В то же время один и тот же сон с полем и танком мучит меня почти постоянно. Что такого в этом сне? Смогу ли я отделаться от него или он рано или поздно сведет меня с ума?!
И когда я это подумал, то следом осознал еще одну пугающую вещь.
Мне ни разу не снился какой-либо иной сон. Какие бы замечательные или ужасные события ни происходили со мной — они мне не снятся. А должны. Я дрался на арене, меня пытались застрелить и зарезать, я сидел за решеткой, спал с замечательной женщиной и дрался с отвратительным чудовищем. Со мной происходили такие события, которые запоминаются на всю жизнь — но они не снятся мне. Почему-то я уверен, что должен видеть сны… Но не вижу их, вот в чем дело. Только проклятое поле, чавкающая грязь и черное дуло танка.
По какой-то причине я не способен видеть иные сны, кроме этого.
***
На третий день вечером мне позвонила секретарша Маслова и сообщила, что он ждет меня завтра в девять утра. Я простился с Нэдзуко — кто знает, может, я больше ее никогда не увижу, и это, к слову самый желательный, хоть и печальный, вариант — и в назначенное время постучался в дверь кабинета.
— Здравия желаю, — сказал я, входя.
— Вольно, — ответил Маслов. — Гляжу, приходилось где-то служить, да?
— Не-а, — ответил я, — просто начинаю, кхм, привыкать.
А про себя подумал, что звоночек-то интересный, я ведь на автомате сказал «здравия желаю». Добавить сюда то, что устав показался мне знакомым, а по ночам снится война, на которой я не был…
— Оно и правильно. — Он полез в стол, вынул конверт и пододвинул его по столу в мою сторону. — Канцелярия на первом этаже… Росоховатский Кирилл Игоревич.
Я вынул из конверта простую идентификационную карточку с моим новым именем и моей фотографией и повертел в руках.
— Это совершенно легальный документ? — спросил я. — Подлинный?
— Почти, — ответил Маслов.
— Почти?
— Угу. Почти — потому что выдан организацией, которая формально не занимается выдачей таких документов. Этот документ отличается от легального только тем, что в соответствующей базе данных нет соответствующей записи. Таким образом, с этим паспортом можно делать все то же самое, что и с подлинным, за исключением лишь того, что сопровождается полной проверкой.
— Полная проверка?
— Первый раз слышите?
— Угу.
— В общем, больше половины граждан Руси никогда не подвергаются полной проверке, за всю жизнь. Сверка документа со всеми возможными базами происходит только в отдельных случаях, например, при выезде или въезде в страну, а также если против человека начато уголовное производство. Также возможна полная или неполная глубокая проверка по запросу частного лица или организации. Например, при поступлении на некоторые должности — охранником в банк или в частную организацию, на ответственные государственные или корпоративные должности — к соискателю могут выдвинуть требование полной проверки. Допустим, никто не наймет телохранителя или юриста без такой процедуры. Но в этих случаях проверка возможна только с вашего письменного согласия.
Я нахмурился.
— А в самую престижную академию поступить можно без проверки, выходит?
Он улыбнулся:
— В самой престижной академии я решаю, кого и как проверять.
— Действительно… И каким образом и когда этот документ станет настоящим? — спросил я.
Маслов улыбнулся шире.
— Этот — никаким, но это и ни к чему. Поясняю процедуру: когда простолюдин становится
