форточка открывается? – спросила я.
– Она ее заколотила, чтобы я не сбежала.
– Так там форточка размером с кошку, – удивилась я.
– А вот скажи ей, – усмехнулась Валюшка.
Я подергала за ручку, и гвозди сами вывалились. Открыла форточку. Зажгла две свечи, подожгла веник и стала окуривать помещение.
– Смотри на пламя свечи и представь, что освобождаешься от всех пут и цепей. Огонь всё привязки сжигает, всё ненужное рассыпается пеплом, – сказала я и поставила перед ней свечку.
Помахала травяным веником, надымила, пробубнила стихотворение Есенина. Смотрю, а Валюшка уснула, часть цепи у нее сгорела, да на шее ошейник исчез. Если будет делать всё по-умному, то постепенно и остальные оковы спадут.
Вышла из спальни, прошла на кухню. За столом сидела Надежда. Она подняла голову и повернулась в мою сторону.
– Ну как? – спросила она.
– Порчу с нее сняла. Дальше она сама должна восстановиться. Вот только без врачебной помощи не обойтись уже, исхудала сильно. Тут магия бессильна, нужен врач. Сейчас она спит, а вот вечером или завтра утром нужно скорую вызвать. Там ей капельницы поставят, лечебное питание организуют.
– А может, я ее дома откормлю? На деревенской пище быстро на поправку пойдет, – спросила Надежда.
– Сдурела? Заворота кишок хочешь? Девка у тебя на предпоследней стадии истощения, а ты ее деревенской едой кормить собралась, и так своим упрямством чуть ее на тот свет не свела. Вечером ей можешь сварить кисель овсяный, пусть похлебает ложку или две, да водички дай с капелькой меда, а завтра в больницу. Не сделаешь, как я сказала, я тебе шею сверну и геморрой наведу, ну или наоборот, – вытаращила я на нее глаза, состроила страшную гримасу и сделала пасы руками в воздухе.
– У меня вот только с деньгами туго, – она протянула мне тысячную купюру.
– Потом рассчитаешься, – отодвинула ее руку от себя. – Как деньги будут. Завтра участкового пришлю, чтобы проследил, отправила ты девчонку в больницу или нет. Не отправишь, заведет на тебя уголовное дело за оставление человека в заведомо опасной ситуации и доведение до самоубийства, – пригрозила я еще раз.
– Нет-нет, я скорую вызову. Только вот что им сказать, ведь если они узнают, что она сама не ест, могут ее и в желтый дом упечь.
– Скажи, что поела жирной сметаны и плохо стало. После этого есть ничего не может, тошнит сильно, – посоветовала я.
– Спасибо, – поблагодарила меня Надежда. – Может, плюшек с собой возьмешь? Я много напекла, кто их теперь есть станет.
Она стала в пакетик складывать плюшки.
– А точно она теперь по Витальке сохнуть не будет? – спросила она.
– Точно, как вылечится, так совсем про него вспоминать перестанет. Только не зажимай девку и не полоскай свое грязное белье по деревне. Она у тебя умная, и работа хорошая у нее будет, и муж золотой, и детки потом народятся, – ответила я.
Женщина обрадовалась.
– Дай бог, дай бог, пусть твои слова сбудутся.
– Сбудутся, если гнобить ее перестанешь, – ответила я.
– Да я что, я ей счастья желаю, а то будет, как я, поваром в столовке работать, – всплеснула она руками.
– Разве плохая работа? Кормить людей тоже кому-то надо, да и голодной никогда не будешь.
– Да вот садик закрыли у нас, никому я теперь не нужна, – ответила Надя.
– Лечи дочь и в город вместе подадитесь, а там и тебе работа, и ей учеба. Только не трепись лишний раз, а то язык отсохнет, – стращала я ее.
– Благодарю тебя, Агнета, поговорила с тобой, и у меня камень с души свалился, – вздохнула она.
Сунула она мне пакет с плюшками в руки и все благодарила меня. Надеюсь, она выполнит свое обещание, а если нет, то посидит сутки у Саши в кутузке. Мы тогда девчонку сами в больницу отправим.
Неспортивное поведение
После Надежды зашла к Николаю в церковь. Подождала, когда он службу проведет, постояла в сторонке, за людьми подглядывала. Кто-то молитву себе под нос шептал, кто-то истово крестился, кто-то так же, как и я, смотрел в разные стороны. Как хорошо батюшка говорит, голос у него такой умиротворяющий. Службу он отвел, с прихожанами пообщался, да ко мне подошел.
– Здравствуй, Агнета, что тебя привело в божий дом? – спросил Николай.
– Да вот, плюшки принесла, целый пакет. Для нас слишком много, а вот для приюта олеговского в самый раз, – я протянула ему пакет.
– А чего сама к ним не зашла? – спросил он.
– Мне там не нравится, – улыбнулась я виновато. – Кстати, я в прошлый раз тебе за работу в полиции немного денег на карту скинула. Видел?
– Ага, благодарствую, – он слегка поклонился. – Как жизнь молодая? Чертей с покойниками больше не гоняла?
– Да нет, – рассмеялась я. – Пока не гоняла.
В церковь вошли какие-то люди. Вид у них был не особо дружелюбный. Морды наглые, головы бритые, спортсмены, по всей видимости, все в спортивках да в кедах.
– Батя, а где тут приют для овец заблудших? – спросил мелкий корявенький гражданин.
– Какой приют? – не понял вначале Николай.
– Для тех, кто оказался в трудной жизненной ситуации, – заявил тот, что повыше, худой с болезненным лицом.
Все остальные заржали. Гогот разнесся эхом по церкви и поднялся под потолок.
– А вам зачем? – спросил батюшка.
– А мы сироты убогие, податься нам некуда, – продолжил стебаться корявый. – Крыша над головой нам нужна, да баланда жидкая, да кусочек черного хлебушка. Помогите сироткам, батюшка.
Корявый стал к нам подходить поближе.
– Агнета, иди с Богом, Олега предупреди, – тихо шепнул мне Николай.
Но разве сможешь шептаться в церкви, там же такая акустика, что любой вздох слышно.
– А ну стоять, цыпа, – преградил мне путь здоровенный спортсмен с надписью «Вова» на тыльной стороне кисти.
– Малой, как тебе не стыдно к женщинам приставать, отпусти барышню, – сказал корявый. – Она нас сама сейчас проведет куда надо. Да, красавица? – он подошел ко мне практически вплотную.
Изо рта у него воняло чесноком и тухлым мясом. Он схватил меня за талию. В церковь вошла бабка-служка, которая помогала в церкви. Она тащила тяжелое ведро с водой, видно, собралась мыть полы после службы.
– Вы чего, ироды, тута делаете, совсем совесть потеряли. Баб среди бела дня в церкви хватаете, – понесла она на них, поставив ведро на пол.
– Вечер уже, бабка. Не шуми, – сказал ей здоровяк. – Давай-ка топай отседова, пока жива.
Он стал выпихивать бабульку на улицу. Вот только не на ту напал. Она тряпку из ведра вытащила и огрела его по морде. Остальные орлы заржали.
– Зашквар, Малой, зачуханила тебя бабка, – засмеялся
