сбрасывались в условленных местах коробки с водкой, Лабецкий их подбирал, грузил в свой «жигуль», расплачивался с железнодорожниками и доставлял товар нам. Мы с ним рассчитывались сразу (риск, конечно же, был), развозили водку по ларькам, маленьким магазинчикам, кафе и ресторанам.
Вначале я думал, что немцы левую водку брать категорически не будут, а заявят в полицию, ведь столько об их законопослушании было сказано и написано, но… Вот именно, «но»! Все оказалось совсем не так на самом деле. Первый же немец был несказанно рад возможности так дешево приобрести столь качественный товар и в благодарность дал нам адреса еще трех своих коллег-торговцев, чем обескуражил нас окончательно. И дело пошло. И еще как! Водки решительно не хватало, мы арендовали автомобиль у какого-то прапора, а я, единственный «легальный» член «преступной организации», уселся за руль «шестерки». Параллельно стала развиваться другая тема – реализация контрабандных «американских» сигарет, автором которой тоже был Лабецкий. Мы были загружены весь день до предела. Наш «жигуленок» порхал по Берлину и окрестностям. А мы, окончательно потеряв страх, уже покрикивали на легальных лиферантов[60], которые мешали нам парковаться для разгрузки товара.
Денег мы зарабатывали много. Экономическая формула такова: денег много не тогда, когда можешь часть из них отложить на черный день, а когда не успеваешь их тратить. Мы быстро стали обрастать знакомствами и связями, а в русских малинах и немецких блат-хатах сделались завсегдатаями. Двери первоклассных притонов перед нами услужливо распахивались, а мы стали уходить в купеческие загулы в звездочных ресторанах. И все чаще звучал в ушах у меня пошленький мотивчик: «Мир ты мой преступный, мир ты мой блатной…» Думали ли мы, что совершаем преступления? Нет, такое даже в голову не приходило, мысли были о том, как нам все же, черт возьми, хорошо в Германии!
Меня и моих друзей как-то незаметно перестала волновать актуальная тема: обустройство и натурализация в Германии. Правда, некоторые азюлянты иногда приезжали в свой хайм-лагерь для каких-то отметок и регистрации.
Наступил самый настоящий цейтнот: надо было заниматься только нашим кровным делом, оказавшимся доходным и перспективным. Срабатывала русская смекалка. Тот же пан Лабецкий нашел подходы к армейским лабазам, и оттуда поначалу потек ручеек, а затем он хлынул потоком.
Трудно поверить, но те же сигареты доставлялись военными транспортными самолетами прямо из Москвы. Главным «экспедитором» был некий Владик из общежития моей «сестры». Свою долю он оставлял прямо на посадочном поле, а мы ее уже через полчаса продавали оптом вьетнамцам. И на улицах Восточного и Западного Берлина, никого не таясь, представители непобежденного Вьетнама продавали эти сигареты в розницу. Мы разъезжали на «шестерке», полностью загруженной водкой. У нас уже была своя клиентура, число клиентов росло ежедневно.
Ездили в основном я с Лабецким и Германом и перепаковывали коробки с водкой, вытаскивая неизбежно битые бутылки и докладывая целые из другой тары. Все, повторяю, было очень и очень неплохо – мы хорошо питались, дорого и стильно одевались. Я и Лабецкий перешли постепенно на коньяки «Мартель» и «Хеннесси», и виски «Джонни Уокер». Герман же, как человек более взрослый и консервативный, предпочитал водку «Смирнофф».
Правда, вдруг появилась еще одна проблема: где хранить деньги! Их стало столько, что в карманах не умещалось. После долгих раздумий решили держать сверток с деньгами в камере хранения – все на том же вокзале ZOO. Ключ от камеры доверили мне.
И опять-таки очень не хотелось расставаться с такой жизнью, но, как гласит мудрое изречение, неведомо знать человеку свою судьбу и то, какой сюрприз его ждет за очередным поворотом.
И когда я наткнулся в «Шпигеле» (август 199… года) на статью о том, как десятки агентов спецслужб и сотрудников уголовного ведомства поджидали в аэропорту Мюнхена рейс «Люфтганзы» № 3369 из Москвы, многое из того, что было связано с делом о «ядерных ранцах», мне стало понятным.
Агенты из федерального центра и местные, из Баварии, конфисковали у двух испанцев и одного колумбийца контейнер с 363, 4 г плутония и 201 г лития. «Мюнхенское дело» об изъятии контрабандных расщепляющихся материалов взбудоражило весь мир. След опять вёл… в Россию. Но тут случился неожиданный скандал. Журналисты «Шпигеля» констатировали, что захват курьеров «русской атомной мафии» в мюнхенском аэропорту – не что иное, как авантюрное шоу, сценарий которого был разработан, как операция «Хадес», в отделе 11 «А», свежеиспеченного подразделения немецкого шпионского ведомства. Корни тянулись в Испанию, а крестным отцом называли резидента БНД в Мадриде Петера Фишера-Хольберга. В конце публикации сообщалось: «Эта операция („Хадес“) доказывает, что секретные немецкие спецслужбы, минуя парламентский контроль, занимаются политикой, не останавливаясь перед тем, чтобы сеять страх и панику». После выступления «Шпигеля» оппозиционная социал-демократическая партия потребовала парламентского расследования аферы шпионского ведомства ФРГ. Дров в костер подбросил мюнхенский журнал «Фокус» (февраль 199… года), который сообщил, что отбывавшие срок в заключении трое русских «контрабандистов» утверждали, что купили «плутоний» у неких жителей Москвы, а предоставил им этот радиоактивный материал мнимый «гражданин, проживающий в городе Обнинске Калужской области». Публикация «Фокуса» отводила подозрения от немецких рыцарей плаща и кинжала, в ней разрабатывался «обнинский след» мифа о русских теневых дельцах из «атомной мафии».
Тогда я присовокупил сюда вышеназванные реалии с сигаретами, которые доставлялись «военными транспортными самолетами прямо из Москвы», где главным «экспедитором» был все тот же пресловутый Владик, который свою долю (пачки сигарет) оставлял для нас прямо на посадочном поле.
Теперь стало понятно, как «ядерные ранцы» попали из России в объединенную Германию, в аккурат на территорию ЗГВ, и почему загадочным образом исчез офицер Хабибуллин. Растворился ли он сам на атомы и молекулы, или же его безвестный прах покоится в безымянной могиле на бранденбургской земле?
Круг, как говорится, замкнулся.
…Как вспоминал Герман, тогда весело и задорно отплясывали «Семь-сорок» и «Хаву нагилу» черновицкие и житомирские евреи-социальщики в берлинских ресторанах. Время было лихое и беззаботное, буйство капиталов и полного пофигизма во всем и везде. Этот мир на момент прибытия азюлянтов «конти» и «шпэти» был окончательно сформирован и представлял огромный филиал берлинской блат-малины со своими командирами и смотрящими. Мы в эту малину вошли, не спросив ни у кого разрешения, не ознакомившись с правилами поведения в том людском общежитии. Просто толкнули ногой дверь этой никогда не запирающейся квартиры и заняли одну из комнат, тогда казавшихся нам пустыми и свободными…
Громко грохочет ударник, зажигательно играет российская попсовая и еврейская музыка. Пляшет и подпевает оркестру гуляющая публика, сегодня суббота, или шаббат, если хотите, публика в зале – в основном евреи-беженцы,
