сидит прямо, опираясь на локти.
— То, чем я не могла поделиться, потому что это не мой секрет, — добавляет Рэйвен.
Я возвращаюсь взглядом к Виктории.
Она сосредоточено смотрит в пол, щеки подергиваются, когда она сжимает челюсть. Напряжение скапливается на ее лбу, но затем она расправляет плечи, голова слегка приподнимается, прежде чем оно исчезает.
Она встает во весь рост, ее черты лица гладкие, как чертово масло.
— Вы, ребята, думаете, что я не заслужила право быть здесь, так вот, вы не заслужили право на путешествие по дорожке памяти. Вы сидите здесь не просто так, так что переходите, мать вашу, к делу.
От шока у меня расширяются глаза. И хотя у любого другого человека это вызвало бы негативную реакцию, мои братья смеются, и черт бы меня побрал, если я сам не хихикаю.
Она пытается не улыбнуться, но попытка трещит по швам, и она старается скрыть это облизыванием губ.
Она смотрит на нас четверых.
— Давайте уже начнем, раз уж это дерьмо вышло из-под контроля, — говорит Ройс. Он наклоняется вперед, снимает крышку с хрустальной чаши в центре стола и достает то, что находится внутри.
Он поднимает руку, глядя на Викторию.
Вертит между двумя пальцами небольшой клочок бумаги.
Ее лицо мгновенно осунулось.
— О, черт, — вздыхает она.
Ага, именно, о, черт.
Виктория
О, черт, черт, черт.
— Ах, так, значит, маленькая лгунья узнает это? — Ройс садится обратно, склоняя голову.
Отчасти это то, чего я ждала, но я хотела, чтобы Кэптен спросил меня напрямую. Но теперь отступать некуда.
Правда — все, что осталось.
Тем не менее, из-за нервов я медлю.
Мои глаза двигаются к Кэптену.
— Ты рылся в моих вещах.
— Это было само собой разумеющимся, — отвечает он.
Так и есть.
— Сначала я не придал этому значения, — признается Кэптен, и в его тоне звучит почти неуловимый намек на надежду. — Но как только это произошло, все встало на свои места.
Не все, иначе этот разговор начался бы совсем по-другому и без предшествующей ему игры.
Я смотрю на Кэптена, на напряжение в его глазах, и мой пульс гулко бьется в висках. Все скоро прояснится. У него было мало времени, чтобы осмыслить, что это на самом деле означает. В конце концов, это случилось сразу после того, как мои губы были сомкнуты вокруг его члена.
Я ждала этого, так почему же я вдруг чувствую, что не готова?
Не знаю, почему я спрашиваю себя об этом, ответ ясен.
Он отдает себя мне по крупицам, и я не хочу, чтобы он забирал что-то обратно. Но я говорила, что скажу правду, если меня спросят прямо, и я это сделаю.
— Каждый раз, когда я думал, что ты смотришь на Хлои или Мака, я ошибался, — говорит Кэп. — Ты смотрела на Тишу. Ты знала, что ее избивают. Ты знала, что она пишет для школьной газеты, и знала, какую машину водит Джейсон. Ты купила игрушку и газету, притаилась за углом и ждала возможности оставить это у нас под носом.
Я провожу языком по задней стороне зубов, ничего не отрицая.
Глаза Кэпа впиваются в мои, и я вижу, как он старательно размышляет над этим, произнося слова вслух. Напряжение растет на его лице, и он облизывает губы.
— Город, наши люди, — взгляд Кэптена перемещается на его братьев, сидящих без движения. — Раньше всевозможные вопросы проходили через начальника службы безопасности. С нами делились только после того, как все было улажено, так что мы оставались в курсе, но в стороне от проблем. Пока мы не попали в школу Брейшо. Мы были готовы к большему, хотели большего, и вдруг маленькие подсказки и намеки стали сыпаться налево и направо. Мы смогли держать все под контролем, будучи на шаг впереди.
Я сглатываю, когда Ройс добавляет:
— Из-за этого люди стали обращаться к нам.
— Нет... — Кэптен не согласен, его тон низкий, в его глазах, теперь прикованных исключительно к моим, горит явный огонек осознания и ниточка благоговения, боязливой надежды. Его брови сдвигаются, когда он делает шаг ближе. — Все же не так... верно? — шепчет он.
Мое сердце бьется в груди, как отбойный молоток.
Продолжай, Кэп.
— Девочки, над которыми издевались в школе, женщины, подвергавшиеся домашнему насилию, дочери, испорченные отцами, ублюдки, злоупотребляющие силой от нашего имени. — Кэптен поворачивает голову к своим братьям, до последней секунды не отрывая от меня взгляда, и то лишь на самое короткое мгновение. — Я бы сказал, что помогая этим людям, нашим людям, мы заслужили уважение, когда сначала оно было оказано нам из-за того, кто мы есть.
— Вы заслужили любовь своего города.
— И ты сделала это возможным, — быстро добавляет он. — Разве не так?
— Воу, какого хрена… — Ройс медленно встает. — Ты говоришь, что она… что это были не…
— Все время это был один человек, — произносит Мэддок.
Глаза Рэйвен широко раскрываются.
Ройс смотрит на Кэптена.
И Кэптен подходит ближе, не отрывая от меня глаз.
— Почему?
— Потому что она чувствовала это, — шепчет Рэйвен, но только ее муж поворачивается в ее сторону.
Она бросает на меня взгляд, слегка улыбаясь.
Кэптен сжимает мой подбородок, поворачивая мое лицо к нему.
Его глаза находят мои, повторяя:
— Почему, Красавица?
Я отвечаю на его отчаянную мольбу.
— Потому что всю свою жизнь я выслушивала грязь, которую люди прятали внутри себя. Я была тенью позади их уродства, невидимой угрозой, которую чувствовали и боялись. Но как только я поняла, что секреты существуют не только для шантажа, как мне говорили, моя цель изменилась. Я выведывала каждый секрет, который могла найти, и делала все необходимое, чтобы исправить то, что было неправильно.
Кэптен испускает низкий, рваный вздох, обе руки поднимаются, скользят по моим щекам и удерживают мою голову на месте.
Остальные наблюдают за происходящим, не произнося ни слова, не делая ни единого вздоха.
Глаза Кэптена, сегодня такие мучительные, восхитительно зеленые, умоляют о чем-то, но я не думаю, что они хотят чего-то от меня.
Скорее, от него самого.
Поверить словам маленькой лгуньи перед ним, когда он так нежно и мучительно задает свой односложный вопрос.
— Зоуи?
Влага собирается в моих глазах, и я сглатываю, отрывисто кивнув, стискиваю зубы, чтобы не дрожала челюсть.
Он качает
