головой, подходя ближе, упирается своим лбом в мой, пока его глаза неотрывно смотрят в мои.
— Скажи это вслух. Скажи мне, что ты оставила мне доказательство. Скажи мне, что ты засунула те больничные записи в мою сумку. Скажи мне, что ты та, кто привел меня к моей малышке.
Мои губы раздвигаются на резком выдохе.
Пожалуйста, — умоляют его глаза.
— Да, — шепчу я. — Я положила их туда, чтобы ты нашел.
Его хватка на мне становится крепче, дрожит, а затем внезапно исчезает, как и он сам.
Я стою во главе стола Брейшо. Рэйвен, Мэддок и Ройс смотрят прямо на меня.
Рэйвен застает меня врасплох, когда по ее щеке катятся слезы, но она не смахивает их со злостью, не борется с эмоциями, которые обычно ненавидит показывать.
Я смотрю в сторону и встречаю взгляд Ройса, когда он делает три шага ко мне.
— Три года, ВикВи. — Слова Ройса тяжелы, как камни. — Ты была здесь три гребаных года. Тихая, как мышка, но хитрая, как чертова лиса. — Он берет меня за руку и притягивает к себе. Его губы находят мое ухо, пока он обнимает меня. — Мы должны гордиться или быть взбешенными, малышка?
— Ты знал, что лисы охотятся на более мелких животных, чем волки, — шепчу я, — и взамен волки смотрят в другую сторону?
Он усмехается, отпускает меня и садится на край стола.
Мэддок приобнимает Рэйвен, положив ладонь на ее живот, и она накрывает ее своей.
— Мы дураки, раз не замечали? — спрашивает он. — Ты жила на нашей собственности. Ходила в нашу школу. Как мы это пропустили?
— Богатые не видят выгоды в тех, у кого ничего нет. Вас учили не замечать таких девушек, как я. Меня учили фокусироваться на том, на чем другие не осмеливаются. Я вижу то, что вы не можете. Вы видите то, что я хочу, чтобы вы видели.
— Но ты облажалась, — добавляет очевидное Мэддок.
У меня вырывается едкий смешок, и я киваю.
— Ну да. Последние несколько недель выдались адские.
Губы Рэйвен дергаются.
Голос Кэптена прорезает комнату, и мы поворачиваем головы в его сторону.
— У нас есть правила, — он сглатывает, преодолевая напряжение от своих слов, и воздушная легкость пронизывает мое тело.
Правила Брейшо.
Я киваю, и он продолжает.
— Нельзя никого сюда приводить, но ты это уже знаешь. Никаких наркотиков в этом доме, но можешь оставить травку, которая в твоей сумке. Пока она спрятана там, где моя дочь не сможет найти. — Он смотрит на меня долгое мгновение и добавляет: — Мы ужинаем вместе, каждый день, без исключений.
— О, черт, — шепчет Ройс, ухмыляясь, и Мэддок отвешивает ему подзатыльник.
Кэптен не отводит от меня глаз.
— Если не умеешь готовить, мы научим. — Он делает паузу, и тугое натяжение в плечах немного ослабевает, пока он борется с желанием расслабиться. — Рэйвен — полный отстой на кухне, так что мы не просим ее помощи.
Она смеется, и я замечаю, что тоже улыбаюсь, как и Кэп. Но он, быстро прочистив горло, выходит прочь, только чтобы тут же вернуться обратно.
Его взгляд такой серьезный, но слова намного серьезнее.
— Распакуй свое барахло, Виктория. Сейчас. Сегодня. Все. И спи под одеялом, а не на нем.
А потом он уходит, и меня охватывает опасное, рискованное чувство.
Надежда.
— Эй, эм-м, Рэй-Рэй, ты должна одолжить мне свои наушники на сегодня.
Мои глаза перескакивают на Ройса, и он подергивает бровями.
Рэйвен, смеясь, уводит своего мужчину с кухни, и Ройс следует за ними.
Я даю себе секунду, чтобы отдышаться, а затем поднимаюсь в комнату, которую мне выделили, и делаю именно то, что велел Кэптен.
Впервые я обживаюсь в своем новом доме.
Глава 19
Виктория
Солнце еще не встало, когда моя дверь открывается и закрывается.
Я не поворачиваюсь, продолжая смотреть в стену, жду, что он станет делать. Я ждала, что он придет намного раньше.
Легкое движение и затем тишина.
Проходит несколько минут, прежде чем он говорит.
— Что ты имела в виду, когда сказала ранее, что видела грязь и уродство? Какую жизнь ты вела? Где ты жила?
Улыбка находит мои губы.
Милый Кэптен опускает свой щит.
Медленно повернувшись, замечаю его, сидящим на полу. Его спина упирается в кровать, голова лежит на краю матраса.
— Я жила здесь до десяти лет, в этом городе. После того, как Донли выкрал меня из больницы у Марии, он посадил меня в комнату в поместье Грейвенов и оставил там. Думаю, обо мне заботились и кормили, пока я была младенцем, раз я выжила. Но на самом деле мне не у кого спросить об этом.
— Какой была эта комната? — спрашивает он.
— Большая, почти как апартаменты, наверное. Она была холодная и пустая, с ванной, маленьким холодильником и микроволновкой, когда я немного подросла, чтобы доверить мне использовать ее.
— Ты не ходила в школу?
— Типа с другими детьми? — Я качаю головой. — Нет, но на час в день ко мне приходила учительница. Я думаю, она была просто еще одной работнице в доме, не настоящая, и, честно говоря, она не была особо приветливой. Она не проявляла никаких эмоций и даже не смотрела на меня. Ни разу за шесть лет она не встретилась со мной глазами.
Помню, когда она уходила, я стояла в центре комнаты с закрытыми глазами. В моем наивном сердце теплилась маленькая мерзкая штучка под названием надежда. И все для того, чтобы она разбивалась день за днем, когда замок с другой стороны щелкал, подтверждая то, что я уже знала — я была заперта внутри. В одиночестве.
Безумная вещь, или не такая уж безумная, я не знаю, но меня даже не заботил ее уход. Мне просто хотелось увидеть, как выглядит мир за теми дверями.
— Прекрати.
Я перевожу глаза на его затылок, но прежде чем я начинаю говорить, говорит он.
— Перестать думать у себя в голове. Думай вслух. Расскажи мне. Поговори со мной.
Моя грудь сжимается, и я киваю, хоть он и не может увидеть.
— Я говорила со стенами, громче, если видела тени под дверью. Но никто никогда не открывал ее.
— Ты была одна.
— Да, — шепчу я.