все делают покупки в последнюю минуту. Вдалеке звучат колядки, а дети сидят на коленях у скучающего Санты и читают свои запоздалые списки желаемых подарков.
Красочные елки и декорации украшают фасад каждого магазина, и в воздухе витает общая отвратительно радостная атмосфера.
Я никогда не был поклонником Рождества, да и вообще любых праздников. Это праздник для семьи, а у меня ее никогда не было.
Роман был более заинтересован в том, чтобы сделать из меня своего наследника, и думал, что глупые праздники смягчат меня. Юля отмечала праздники только с Константином.
Я упаковывал подарки для брата и сестры, но вскоре бросил это занятие после того, как решил создать дистанцию между нами.
Теперь это просто раздражающее время года, когда все вокруг красочное и отвратительно счастливое.
Когда мы только приехали в этот город в преддверии Рождества, Саша сказала, что хотела бы его полюбить, но не может.
Рождество напоминает ей о том дне, когда на ее глазах умерла ее семья, и поэтому она предпочитает не праздновать его.
Однако, в то время как я превратился в Гринча, ей на самом деле нравится атмосфера города. Даже сейчас ее глаза светлеют, когда она слышит повторяющиеся рождественские песни или видит семью, посещающую магазины.
Порой она подпевает клоунским песням.
— Просто потому, что для меня это было травмирующим событием, я думаю, мне нравится знать, что для остальных это все еще счастливый праздник, — сказала она мне на днях.
Она всегда была сострадательной, с чистым сердцем — за исключением тех случаев, когда злится на меня, конечно.
И нет, я не собираюсь молчать об этом в ближайшем будущем.
Мы покупаем кое-какие продукты, и я пристально наблюдаю за каждым, кто подходит к ней слишком близко. Она замечает это, улыбается, а затем качает головой в знак смирения.
Когда мы идем по главной улице, она фотографирует украшенные магазины. После некоторого времени съемки обыденных вещей, которые начинают сливаться воедино, она поворачивается ко мне лицом.
— Ты разозлишься, если мы купим елку в последнюю минуту?
— Да.
Она поджимает губы и выпускает длинный, разочарованный вздох.
— Сегодня с тобой очень приятно находиться рядом.
— Спасибо.
— Это был не комплимент. Разве это так плохо — чувствовать дух?
— Какой дух? Кроме того, мы не празднуем Рождество завтра. В России оно седьмого января.
— Еще лучше. Мы можем сделать это дважды!
— Я лучше умру.
— Гринч, — она проталкивается мимо меня, и маленькая девочка натыкается на нее.
Саша опускается до уровня девочки и взъерошивает ее красную шапочку.
— Ты в порядке?
Девочка застенчиво улыбается и играет с помпонами, свисающими с ее шапочки, затем кричит «Счастливого Рождества!» и убегает к ожидающим ее маме и брату.
— Счастливого Рождества! — кричит Саша в ответ и машет рукой с большим энтузиазмом, чем нужно.
Я внимательно слежу за ее ярким выражением лица и блестящими глазами, представляя, как однажды этот взгляд будет направлен на наших собственных детей.
Она будет прекрасной матерью, и самое главное, она будет выглядеть чертовски сексуально, вынашивая моего ребенка.
Оплодотворить ее — самый верный способ продержать ее рядом дольше трех кощунственных месяцев, на которые она так настаивает.
Вопрос в том, как.
Нет никаких таблеток.
Она религиозно относится к повторным уколам. Если мои расчеты верны, она должна сделать его в ближайшее время. Возможно, через пару недель.
Как я могу вмешаться в этот процесс, не вынудив ее возненавидеть меня?
Ты можешь просто попросить ее.
Самая тупая часть моего гребаного мозга, которой позорно даже существовать, шепчет.
Очевидно, ответ будет отрицательным. Согласится ли она завести чертовых детей, когда ставит сроки, как долго она останется со мной?
Кстати, остался всего семьдесят один день. Я знаю, потому что считаю каждый из них.
Я останавливаюсь рядом с ней и вскидываю подбородок в сторону удаляющейся семьи.
— Можно подумать, что они ходячая рождественская елка со всем этим красным и зеленым.
— Перестань быть Гринчем, — она ударяет меня по плечу своим. — Я думаю, они выглядят очень мило.
— Дети или любители рождественской моды?
Она подавляет улыбку.
— И те, и другие. И серьезно, прекрати. Если ты пренебрегаешь праздником, это не значит, что все должны.
— Я этого не говорю.
— Ты просто осуждаешь их?
— И за их бросающийся в глаза выбор цвета, который они охотно носят, как значок.
— Ты просто завидуешь, что не будешь выглядеть круто в рождественском свитере и пить горячий шоколад с зефиром, как все нормальные люди.
Я смотрю на нее сверху вниз.
— Я выгляжу круто, делая что угодно.
— Да ну? Хочешь поспорить?
Я прекрасно понимаю, что она пытается сделать, но поскольку я был засранцем из-за собственной неуверенности, я все равно согласился с ее попыткой манипуляции.
Час спустя мы были одеты в одинаковые рождественские свитера, в которых я бы и бездомного не одел. Саша даже купила красную шапку Санты с белым помпоном.
Она предложила мне одну, но я пригрозил, что перестреляю весь магазин, если она наденет ее на меня, поэтому она уступила.
Сейчас мы сидим на пирсе с видом на лес и потягиваем горячий шоколад с большим количеством тошнотворно сладкого зефира, чем положено человеку. Позади меня стоит гигантская рождественская елка, назойливые украшения которой свисают над моей головой. Я выбрал это место, потому что Саша не переставала меня фотографировать.
Она делает это с тех пор, как я согласилась на этот план, о котором уже начинаю жалеть. Хотя на самом деле не очень, так как она все время улыбалась и радовалась, как ребенок, делая покупки и примеряя разную одежду.
— Ты скоро перестанешь фотографировать?
Она сделала еще один снимок.
— Ты такой фотогеничный.
Я поправляю очки.
— Я знаю. Это связано с превосходными генами.
Она закатывает глаза.
— Тебе не навредит быть более скромным?
— Нет, но и пользы мне это не принесет.
Она копается в своем телефоне, вероятно, проверяя свои фотографии.
— Карина не расстроится, если я отправлю ей эти...? Что я говорю? Конечно, расстроится. Она сказала, что хочет, чтобы мы встретили Рождество вместе.
— Что ты ей сказала?
— Что я не могу. Но, возможно, мне следовало бы. Я не могу не праздновать всю жизнь, в конце концов.
Я протягиваю руку через стол и зажимаю ее подбородок между пальцами. Ее изумленные глаза встречаются с моими, наполняясь зеленым и нежно-желтым.
— Ч-что?
—
