меня еще злее прямо сейчас своей глупой беззаботностью.
— Я также могу приготовить тебе травяной чай, чтобы снять напряжение, — я покусываю ее ушную раковину.
— Кирилл! — ворчит она, явно находясь на грани взрыва.
— Да?
— Борись со мной всерьез и прекрати играть.
— Я отказываюсь.
— Но почему? — она сужает глаза. — Ты так мало обо мне думаешь?
— Нет. Просто мне не нравится идея причинять тебе боль.
— Правда? — она пихает меня локтем и выскальзывает из моей хватки. — Ты прекрасно справился с этим, когда объявил о своей помолвке с Кристиной, а я стояла рядом.
— Ты никогда не простишь меня за это, да?
— Я не знаю. Может, и не прощу. Я могу рассмотреть этот вопрос, если ты будешь относиться ко мне серьезно.
— Ты сама попросила об этом, так что не приходи ко мне плакаться, когда не сможешь ходить.
Она ухмыляется и не теряет времени. Саша набрасывается на меня со всей силы. Я прижимаю ее к земле, наслаждаясь ощущением того, что она зажата подо мной.
Через несколько мгновений ей удается вырваться и она пытается ударить меня ногой. Я обхватываю ее лодыжку и дергаю. Она теряет равновесие и снова падает на землю.
Обычно она тут же вскакивает на ноги, но она остается неподвижной.
Я не прикладывал силу для рывка, так что она должна быть в порядке.
Верно?
— Ай, — ворчит она, сворачиваясь в позу эмбриона и держась за живот.
— Черт, — я бегу к ней. — Ты в порядке?
Ее лицо искажено, глаза полузакрыты, а на верхней губе выступили бисеринки пота.
Гребаный пиздец.
Я протягиваю к ней руку.
— Я же говорил тебе блять не драться со мной! Где болит? Ты можешь пошевелиться...
За долю секунды она переворачивается на спину и бьет меня по лицу, а затем отскакивает в сторону с ехидной ухмылкой.
— Попался!
Я прикасаюсь тыльной стороной ладони к пульсирующему месту на щеке. Гребенная маленькая...
Не говоря ни слова, я разворачиваюсь и направляюсь к хижине. Мои сухожилия чуть ли не трещат от напряжения, а голова словно готова взорваться.
Саша вскоре оказывается рядом со мной и толкает меня плечом.
— Не строй из себя горемыку. Давай продолжим.
Я молчу.
— Да ладно. Ты все время отбрасываешь меня. Ты же не видел, чтобы я обижалась.
Она обижается — все время ноет и ворчит, как чертов ребенок. У Саши, похоже, память как у золотой рыбки на некоторые вещи, но она без проблем вспоминает все обиды, которые держит на меня.
— Разве это так плохо, что я выиграла хоть раз?
Никакого ответа.
— Ты что, всерьез решил замолчать, потому что я тебя пнула?
Я сталкиваюсь с ней так неожиданно, что она врезается в меня, прежде чем отступить назад.
Ее горло перехватывает, когда ее глаза встречаются с моими.
— Почему... почему ты выглядишь таким устрашающим?
— Я думал, что ты серьезно пострадала из-за меня. Никогда, и я имею в виду, блять, никогда, не делай этого дерьма снова. Ты слышишь меня?
Ее горло с трудом сглатывает.
— Я не думала...
— Ты явно не думала. Если ты так сильно хочешь меня ударить, я просто буду стоять и терпеть. Не делай больше этой гребаной ерунды.
— Дело не в том, что я хочу тебя ударить, — ее голос дрожит, и она прочищает горло. — Я тоже не хочу причинять тебе боль, но ты провокационный засранец, который никогда не воспринимает меня всерьез, — она трогает мою пострадавшую щеку. — Это очень больно?
— Я переживу.
— Давай, — она поднимает уголки моих губ указательными пальцами. — Я больше не стану так делать. Ты можешь убрать это угрюмое выражение лица?
Я даже не знаю, почему меня это так чертовски бесит.
Нет. На самом деле, я прекрасно осознаю масштаб этих эмоций.
Когда я считал, что Саша умерла, часть меня верила, что это произошло по моей вине, и это лишь заставило меня еще больше выйти из-под контроля.
Я ненавижу ту своенравную версию себя, которая не смогла остановить процесс моего разрушения.
Поэтому снова оказаться в той же ситуации — думать, что Саша страдает из-за меня снова, — это вытащило из глубин моей черной души те же негодующие чувства.
Я отхожу от нее.
— Я еду в город за покупками.
Она отпускает меня, но ее плечи сгорблены. Я собирался подготовить ей сюрприз сегодня вечером, и я все еще собираюсь, но мое настроение по этому поводу в данный момент отсутствует.
После того, как я заканчиваю принимать душ и переодеваться, я обнаруживаю, что Саша ждет меня перед домом, уже приняв душ и надев пальто.
Увидев меня, она перестает пинать камни. Ее мягкое лицо озаряется осторожной улыбкой.
— Я поеду с тобой.
Я действительно хочу, чтобы она пошла со мной, чтобы мой план сработал, но я не думал, что она согласится добровольно.
Обычно мы ходим в город пешком, но около недели назад я попросил Виктора привезти мне грузовик на случай непредвиденных обстоятельств.
Я веду машину в тишине, а Саша возится с радиостанциями. Она любит слушать музыку, подпевать и безуспешно пытается заставить меня присоединиться.
Но сегодня, похоже, она не в настроении петь. После нескольких минут переключения станций она выключает радио и вздыхает.
— Ты действительно собираешься быть таким?
— Каким?
— Мудаком, — она поворачивается лицом ко мне на своем сиденье, скрестив руки. — Я уже сказала, что больше так не буду. Что тебя так задело?
— Просто сиди тихо.
— Пошел ты, — ее голос дрожит, прежде чем она останавливает себя. — Это я должна злиться на тебя за все то дерьмо, которое ты устроил. Я не позволю тебе заставить меня чувствовать себя виноватой из-за какого-то пустяка.
Пустяк.
Она только что назвала это гребаное дерьмо пустяком?
Я крепче вцепился в руль, чтобы не дать себе потянуться и задушить ее на хрен, что противоречит всей цели не хотеть причинить ей боль.
— Если это один из твоих манипулятивных, обратных психологических методов, то мне жаль сообщать тебе, что он не сработает, ты, гребаный ублюдок.
— Если ты закончила, заткнись нахуй. Я серьезно.
Она хрипит, открывает рот, вероятно, чтобы сказать что-то более яростное, но к счастью снова закрывает его.
Город противоположен нашему настроению. Учитывая, что сегодня канун Рождества,
