от холода внешнего мира. Хотя сюда никто не придет, факт остается фактом: он трахает меня на публике, и это усиливает мое возбуждение.
Кирилл раздвигает мои ягодицы и размазывает мою влагу из киски по задней дырочке. Я напрягаюсь, сердце колотится.
— Что ты делаешь?
— Владею каждым твоим сантиметром. Твоя задница так и просится, чтобы ее взяли, — он плюет на мою дырочку, и по какой-то причине это так возбуждает, что я задыхаюсь.
Мы уже много раз занимались анальными играми на протяжении последней недели, но дело не доходило до его члена.
Теперь, когда момент настал, меня охватывает чувство страха. Я протягиваю дрожащую руку и сжимаю его запястье.
— Подожди… подожди.
— Мне надоело ждать.
— Но…
— Ш-ш-ш… — говорит он удивительно успокаивающим тоном и шлепает меня по заднице, а затем плюет на мой пульсирующий задний вход.
Я задыхаюсь, мои бедра дрожат, и он использует эту возможность, чтобы ввести головку внутрь.
О, Боже.
Я мокрая, но это все еще больно.
За ней следует еще один сантиметр, и я издаю всхлип.
— Кирилл, пожалуйста... это больно...
— Шшшш... ты берешь мой член как очень хорошая девочка, solnyshko.
Мои губы дрожат, и я впиваюсь ногтями в траву и грязь. Он протягивает руку вниз и растирает мой клитор приятными кругами.
— Не выталкивай меня. Расслабься.
Я опускаю спину и заставляю себя расслабиться, и тогда он входит до конца. Растяжение настолько резкое, что я вскрикиваю, но боль вскоре сменяется удовольствием, так как он продолжает стимулировать мой клитор медленными, почти успокаивающими кругами.
— Ты такая хорошая девочка, жена.
— Luchik… — я не хотела произносить его прозвище, но теперь, когда сделала это, я не смогу взять свои слова обратно.
Его темп ускоряется, и он рычит.
— Скажи это еще раз.
— Luchik, пожалуйста.
— Пожалуйста, что?
— Трахни меня.
Он шлепает меня по заднице и впивается в нее, одновременно вводя три пальца в мою киску.
— Мы не можем допустить, чтобы моя киска почувствовала себя обделенной.
Ощущение полного заполнения оставляет меня бездыханной, желающей — нет, нуждающейся — в разрядке.
Я не думаю, что когда-либо в своей жизни чувствовала себя настолько нуждающейся.
Я отталкиваюсь от него, мои ягодицы создают звук шлепков о его бедра и пах.
Он шлепает меня по заднице, затем погружает пальцы в плоть.
— Ты никогда не будешь носить эту одежду ни для кого, кроме меня. Только я могу смотреть на тебя так. Трахать тебя так. Владеть тобой вот так.
— Хватит сходить с ума...
Он хватает горсть моих волос и поднимает меня так, что я прижимаюсь спиной к его груди, и поворачивает мою голову, чтобы говорить прямо в мой рот.
— Ты уже должна знать, что я гребаный псих, когда дело касается тебя. Не испытывай меня на прочность.
Он вонзается в меня сильнее, и на этот раз я кричу, кончая от его члена и пальцев.
Кирилл целует меня, мой язык воюет с его языком, даже когда он душит меня.
Он точно знает, какой тесной я становлюсь, когда он крадет мое дыхание, и никогда не уклоняется от повторения этого движения снова и снова.
Но если я надеялась, что он закончил, то оказалась совершенно не права.
Он снова бросает меня на траву, задрав задницу вверх, и продолжает двигаться в безумном темпе.
Дальше.
И дальше.
И дальше.
Пока я почти не теряю сознание.
Пока я больше не могу думать о предложении «это только физическое».
В этом точно нет ничего чисто физического.
Глава 19
Саша
— Сдавайся уже.
Саша рычит, набрасываясь на меня. На этот раз я спровоцировал ее так тщательно, что она не останавливается и не думает о стратегии.
Она бездумна, переполнена адреналином и нездоровой дозой ярости.
Пот ручьями стекает по ее вискам и горлу и проскальзывает под спортивный лифчик прямо между сисек. Раздражает ли меня пот за то, что он занял место, которое по праву принадлежит мне? Возможно.
Я ухожу с дороги, когда она пытается ударить меня ногой, затем толкаю ее в противоположном направлении. Она падает на траву, но не настолько сильно, чтобы причинить серьезный ущерб.
Да и вообще какой-либо ущерб.
Она всегда просила меня воспринимать ее всерьез и идти до конца, но это невозможно. Я лишь причиню ей боль, а я лучше отрежу себе руки, чем сделаю это.
Я знаю, что она получает удовольствие от практики и насилия. Она — настоящий продукт военной жизни и неосознанно превратилась в одного из тех солдат, которые не могут выжить без физических стимулов.
И хотя я в какой-то степени я разделяю это чувство, но не формирую из него всю свою личность, как некоторые из моих мужчин. И Саша.
Мы живем в хижине уже две с половиной недели, и всякий раз, когда я не вытрахиваю из нее мозги, она требует поединка. Эти утренние схватки превратились в рутину, которую она каждый раз ждет с нетерпением. Она даже одевается по этому случаю.
Теперь я хотел бы отметить, что тесный спортивный лифчик и эти крошечные шорты, обтягивающие ее подтянутые ноги, сильно отвлекают внимание. Если бы я не знал лучше, то сказал бы, что она делает это специально, чтобы рассеять мое внимание.
— Ты закончила быть избитой ради спорта? — я скрещиваю руки, смотрю вниз на ее положение на четвереньках и понижаю голос. — Мы можем перейти к более интересному занятию.
Она смотрит на меня, вскакивает, затем вскидывает руки вверх в защитной стойке.
— Я еще не закончила.
В воздухе раздается боевой клич, прежде чем она наносит удар. Я обхватываю ее кулак своей ладонью.
— Хватит упрямиться. Если я решил, что ты не сможешь нанести удар, ты не сможешь.
— Уф, — она толкается изо всех сил. — Я не сдамся.
— В таком случае, возможно, нам придется остаться здесь на весь день.
— Мне все равно!
— А мне не все равно. Я предпочитаю другие приятные физические нагрузки.
— Мечтай, засранец, — она уворачивается и пытается снова.
Я хватаю ее за талию, удерживая ее руку так, чтобы ее спина была прижата к моей груди. Затем я опускаю голову и шепчу ей на ухо.
— Я обещаю, что тебе понравится то, что я задумал, больше, чем это. На самом деле, это поможет ослабить гнев.
— Ты делаешь
