Смотри на меня, когда говоришь со мной.
Она медленно кладет телефон на стол.
— Ты мог бы просто сказать это. Почему ты вдруг так напрягаешься по этому поводу?
— А как еще я могу стать центром твоего внимания? — я погладил ее подбородок, прежде чем отпустить его. — Я знаю, что на фотографиях я выгляжу идеально, но в реальной жизни я лучше.
— Вау. Я больше не могу этого выносить.
— Это то, что ты говорила прошлой ночью.
Она смотрит на людей, снующих вокруг нас, и шипит, смеясь.
— Кирилл!
— Что? Разве это не та отсылка, которую ты хотела использовать?
— Нет, — она снова смеется, ее выражение лица самое счастливое из всех, что я видел со дня нашей свадьбы. — Иногда ты просто невозможен.
— Значит ли это, что в другое время я терпим?
— Я не знаю. Может быть, — она делает глоток своего горячего шоколада, но продолжает наблюдать за мной поверх стакана. — Рискуя подпитать твое эго, я признаю, что ты выглядишь круто даже в рождественском свитере.
— Я знаю, — я тоже делаю глоток. — С чистым намерением подпитать твое эго, ты выглядишь красиво, даже когда носишь эти отвратительные цвета.
Она ухмыляется, как восхитительная дурочка.
— Правда?
— Да. На самом деле, я бы не возражал, если бы ты села ко мне на колени, чтобы продемонстрировать тебе доказательства.
Я не ожидал многого от этого заявления, но Саша покидает свое место и садится ко мне на колени. Ее ноги располагаются по обе стороны от моей талии, а руками она обхватывает мою шею.
— Думаю, тут ничего не поделаешь, раз ты сегодня ведешь себя как подобает, я прощаю тебя за то, что ты был засранцем сегодня утром.
— Я прощаю тебя за то, что ты напугала меня до смерти.
Ее губы разошлись.
— Я не знала, что ты способен на такие чувства.
— Я способен на все, когда дело касается тебя, — я впиваюсь пальцами в ее бедро. — У меня травма от вида твоего фальшивого тела.
— Именно поэтому ты попросил меня извиниться на днях?
Я киваю.
— Извини, — шепчет она мне в губы. — Я хотела причинить тебе столько же боли, сколько ты причинил мне.
— Ты превзошла все ожидания, причинив мне ответную боль.
— Мне жаль, — повторяет она, на этот раз, осыпая поцелуями мои щеки, нос, веки и губы.
Мое тело расслабляется под ее прикосновениями, и я закрываю глаза, чтобы почувствовать, как ее тепло сталкивается с моим, а ее сердце бьется в унисон с моим.
Она здесь.
Она действительно здесь.
Каждое утро я просыпаюсь с мыслью, что моя реальность — это сон и что я окажусь в альтернативной реальности, где она мертва.
Через несколько минут она отстраняется и говорит.
— Что теперь, Кирилл?
Я медленно открываю глаза и смотрю на ее ожидающее лицо.
— Теперь?
— После этого, — она вскидывает руки.
— Почему здесь должно быть «после»?
— Мы не можем вечно жить в фазе медового месяца. У тебя есть обязанности Пахана.
Мое настроение меняется, резко пикируя в противоположном направлении.
— К черту.
— Ну, у меня есть свои обязанности.
— Я не хочу этого слышать, — я начинаю вставать, но она проводит ладонями по моим щекам.
— Ты не можешь притворяться, что внешнего мира не существует.
— Наблюдай.
— Но...
Я затыкаю ее своими губами и рукой, сжимающей ее горло. Она задыхается в моем рту, но вскоре сталкивается своим языком с моим.
Саша может притворяться, что не будет колебаться, прежде чем покинуть меня, но она тоже в заложниках у этой невидимой связи, которую мы с ней разделяем.
Связи, которая отказывается разрываться, независимо от обстоятельств.
Связи, которая существует столько, сколько мы знаем друг друга.
Я готов вести миллионолетнюю войну, лишь бы в конце найти ее.
Когда мы отрываемся друг от друга, она задыхается, ее губы распухли, а глаза блестят.
— Для чего это было?
— Чтобы заткнуть тебя, — я встаю и проверяю свой телефон. Когда нахожу сообщение, которого так долго ждал, я хватаю ее за руку. — Мы уходим.
Она молчит, кажется, ошеломленная. Но потом включает какую-то отвратительную рождественскую музыку и подпевает, когда я отъезжаю.
Я улыбаюсь каждый раз, когда она оживляется, потому что знает слова песни. Возможно, я веду машину медленнее.
Когда мы подъезжаем к коттеджу, она вылезает из машины, ее плечи ссутулены.
— Мы должны были купить хотя бы маленькое деревце.
— В этом нет необходимости.
Она останавливается перед домом, когда видит дюжину гирлянд и две елки снаружи.
— Ты... сделал это?
— Я заказал. Это считается?
— Да! — она обнимает меня, прыгая при этом вверх и вниз. Поскольку я пристрастился к ее объятиям, то использую любую возможность, чтобы насладиться ее прикосновениями.
Через некоторое время она замечает две машины, стоящие у подъездной дорожки, и переводит взгляд на меня.
— Кого ты пригласил?
Она не дожидается моего ответа и бросается внутрь. В доме царит раздражающий дух Рождества. Карина говорит Виктору, что он неправильно украшает елку и что, видимо, гирлянды нельзя размещать так, как будто это охранные тросы.
Константин и Кристина расставляют свои собственные украшения и улыбаются друг другу, как герои какого-нибудь заезженного фильма Hallmark6.
— Саша! — сестра бросает попытки исправить слабые потуги Виктора в декорировании и бросается в объятия моей жены. — Что ты думаешь? Что ты думаешь?
— Это так красиво! — Саша приветствует остальных и даже похлопывает Виктора по спине, на что тот ворчит.
Если я — Гринч, то он — еретик7.
— Это ты? — говорит он, оценивая мой свитер так строго, что я удивляюсь, как он не проделал в нем дыры с помощью лазерных лучей. — Не смог узнать тебя в этих отвратительных цветах.
— Очень смешно, — я принужденно улыбаюсь, а он только качает головой, подавляя собственную улыбку.
Я поднимаюсь наверх, чтобы сменить эту ужасную вещь. Я застегиваю рубашку, когда дверь в спальню открывается. Вскоре тонкие руки обхватывают меня сзади, и Саша зарывается головой в мою спину.
Мои глаза ненадолго закрываются, я вспоминаю тот ее образ, который создал после того, как решил, что она мертва.
Нет. Это реальность. Она вернулась.
Моя жена шепчет:
— Спасибо за то, что все
