раковину и спрятаться, но
мне некуда пойти.
– Эмма. – Голос Кейт становится тише. – Пожалуйста, поговори со мной.
Я открываю рот, чтобы рассказать ей о разводе, но слова не идут. Жизнь Кейт такая
простая. Она потреплет меня по руке и скажет «Бедная Эмма».
Я не хочу быть Бедной Эммой. Я уже чувствую себя никчемной в собственном
доме. Мне не нужно, чтобы еще и здесь меня жалели.
– Мои родители просто сильно поругались, – говорю я.
Кейт садится рядом со мной.
– Мне жаль, Эм. – Она медлит. – Ты могла бы прийти ко мне.
– Ага, может быть, ты могла бы сделать мне макияж. – Я тру глаза.
Она сдвигается, расстегивает карман на рюкзаке и достает леденцы.
– Может быть, конфеты немного тебя приободрят?
– Нет. – Я закатываю глаза к потолку. – У меня же не в самом деле ПМС.
Хотела бы я, чтобы все можно было решить батончиком Сникерс и горсткой
Адвила.
Кейт критически меня изучает.
– Чувствую, что-то еще происходит. Как идут дела с Ревом Флетчером?
– Никак. Я все испортила.
– Эмма...
– Боже, Кейт. Ты что, пишешь обо мне статью?
Она отклоняется назад на каблуках.
– Не знаю, что здесь происходит, но я пытаюсь помочь тебе.
Я смотрю на свои ногти.
– Забудь, Кейт. У тебя все идеально. Ты понятия не имеешь, через что я прохожу.
Она снова замирает, но в этот раз надолго. Ее голос очень тихий.
– У меня не все идеально.
Я фыркаю.
– Почти идеально.
– В самом деле? – Впервые ее голос становится резким. – Думаешь, это идеально, что моя лучшая подруга думает, что то, что для меня важно – пустая трата времени?
– Что?
– А как насчет того, насколько идеально то, что я целый месяц играла в дурацкую
видеоигру, потому что это было важно для тебя, а когда я делаю что-то подобное, то
получаю кучу язвительных комментариев.
Я ощетиниваюсь.
– Кейт, не знаю, что ты...
– Ты постоянно жалуешься, что твоя мама не уважает то, чем ты хочешь
заниматься, а потом относишься ко мне точно так же.
Слова бьют меня, словно кулак в лицо.
– Вовсе нет!
– Так и есть!
– Кейт, это всего лишь косметика!
Она вскакивает на ноги.
– Да, Эмма. И всего лишь дурацкая игра. – Она накидывает рюкзак на плечи. –
Кажется, мне, такой идеальной, пора возвращаться в класс.
Я таращусь в пол, когда она проталкивается сквозь дверь. Я ожидаю почувствовать
правоту или удовлетворение. Но не чувствую.
Я оттолкнула от себя первого парня, который когда – Либо мне нравился, и лучшую
подругу. Отличная работа.
Я не отношусь к ней так. У меня никогда не было проблем с макияжем.
«Может быть, ты могла бы сделать мне макияж».
Она права. Слезы жгут мне глаза.
Я достаю из кармана телефон. Итан больше не присылал сообщений, но его
последнее сообщение все еще висит на экране.
«Эмма. Ты лжешь».
Эмма: Только что поссорилась со своей лучшей подругой.
Итан:
Эмма: Неделя выдалась не лучшая.
Итан: Прозвучит банально, если я скажу, что со временем все наладится?
Эмма: Да.
Итан: Тебе станет лучше, если я скажу, что ты чертовски хороша, даже без
OtherLANDS?
Я улыбаюсь, но улыбка кажется неискренней.
Эмма: Да, станет.
Я действительно лгу.
Я вовсе не чувствую себя лучше.
Глава 24
Рев
Погода соответствует моему настроению. Дождь льет как из ведра, бьет по окнам
кафетерия, удерживая всех внутри. От флуоресцентного света у меня болит голова.
Кристин, как обычно, запаковала мне кучу еды на обед, куда входят лаваши, начиненные
толстым слоем мяса и сыра, пакет с виноградом и контейнер салата из фасоли.
Мне ничего не хочется есть. Я пододвигаю пакет к Деклану.
Он начинает откупоривать крышки.
– Я был уверен, что ты не вернешься.
Я пожимаю плечами. Я не хочу говорить об Эмме.
Ее слова причиняют больше боли, чем следовало бы.
А может быть, они причиняют именно столько боли, сколько она пыталась в них
вложить.
Кафетерий переполнен. В нашей школе отведен только один час на обед для всех, что является чистым безумием. Джульетта работает в фотолаборатории во время ланча, но
кафетерий настолько переполнен, что нам приходится делить стол с другими. Я не знаю
парней за другим концом стола. Они, кажется, предпочитают нас игнорировать, так что и
мы платим им тем же.
Деклан пододвигает лаваши в мою сторону.
– Больше не могу.
Уверен, что может.
– Как скажешь.
Не тот ответ, который я обычно использую. Он приподнимает брови.
– Я не так себе представлял Эмму.
– Ладно.
– Кажется, ты не очень хочешь говорить о ней.
– Угадал.
– Почему она плакала?
Я бросаю на него хмурый взгляд через стол.
– Что? – Он смотрит на меня в ответ и съедает ложку фасолевого салата. – Хочешь
вместо этого поговорить о Мэтью?
– Дек.
– Хочешь просто сидеть в тишине?
– Да.
Он замолкает. И ест.
Я разглядываю крышку стола. Мои чувства похожи на бильярдный шар, катящийся
по всему бильярдному столу, и случайно сталкивающийся с разными мыслями. Об Эмме, и о том, как она цеплялась за меня в коридоре, рыдая, а затем грубо надерзила мне. Об
отце, и о его обещании, что он не будет ждать вечно, заставляющем меня гадать, что это
значит. О Мэтью, который