Теперь же возобновляя политику прошлого, ему не хотелось полностью отпускать вожжи, но и давить слишком сильно тоже было опасно.
«В таких делах лучше Варсания никого не было». — Иоанн вспомнил бывшего главу имперской канцелярии, и как говорится, помяни демона… В этот самый момент, Прокопий, нагнувшись к самому уху, прошептал.
— Сцинарион просил об аудиенции. Сказал, что хочет сообщить нечто очень важное.
— Я не хочу его видеть! — В памяти промелькнула ночь штурма, и Иоанн поморщился. — Пусть сидит под замком и ждет суда, скорого и очень пристрастного.
Посланники Ура уже заполнили все свободное место у входа и, согнувшись, ждали разрешения подняться. Иоанн дал знак, и церемониймейстер торжественно провозгласил.
— Император милостиво позволяет вам встать и передать свое нижайшее прошение!
Обе стороны прекрасно понимали важность соблюдения всех тонкостей протокола и безропотно играли отведенную роль. Как бы не обстояли дела в реальности, но именно город должен просить о милости Великого императора Туры. По-другому быть не могло, от кого бы в действительности не исходила инициатива.
Выпрямившись и оправив на груди тяжелую золотую цепь, Сол Абани протянул вперед маленькую подушечку с лежащим на ней тяжелым почерневшим от времени ключом.
— Мы, совет города Ур, от имени всех жителей нижайше просим тебя, о Величайший из величайших, простить грехи наши и принять этот ключ, как символ полной покорности твоей монаршей воле. Вместе с этим символом, мы передаем в волю твою наши жизни и имущество как ныне живущих, так и детей, внуков и правнуков наших!
Теперь в соответствии с протоколом император должен принять подношение и даровать Уру, как милость статус вольного города.
Смотря, как Наврус взял из рук главы города бархатную подушечку и торжественно понес к трону, Иоанн вдруг вспомнил Константина: «Интересно, стал бы тот выполнять обещанные условия теперь, когда по сути цитадель уже в наших руках? Или предпочел бы сравнять ненадежный город с землей?»
Ключи легли на алый бархат у его ног, и, грозно сдвинув брови, Иоанн обвел взглядом послов.
— Тяжек ваш грех и достоин жесточайшего наказания. Любой, поднявший оружие против империи, заслуживает лишь смерти и забвения. — Выдержав паузу, он заставил горожан изрядно понервничать и почувствовать, что чаша весов еще колеблется, и в любой момент сомнения могут перевесить доводы разума. В застывшей тишине слова императора падали как чугунные гири на лист железа. — Проступок ваш ужасен и кровь погибших воинов Туры взывает о мщении, но как и Огнерожденный, простивший судей своих, я постараюсь забыть преступления ваши и дарую вам шанс на искупление греха. Отныне я беру город Ур и жителей его под руку свою, прощая грехи детей моих неразумных. Да святится воля Всевышнего Митры!
В этот момент, все находящиеся в шатре с облегчением выдохнули. Горожане, наконец, ощутили твердую почву под ногами, а у туринцев появилась надежда покинуть эту уже опостылевшую долину и, может быть, даже вернуться домой.
Иоанн поднялся, и вновь все замерли. В полном безмолвии послышались лишь шаги императора. Теперь, когда главное слово было сказано, предстояла долгая рутинная работа по согласованию множества условий, в первую очередь доли базилевса за транзит через долину и процентов с дохода города. Это он поручил Прокопию, как и обезглавленную после ареста Сцинариона имперскую канцелярию, а пока, ему больше нечего здесь было делать. Когда закончат, и все подписи будут поставлены, то договор принесут ему на окончательное утверждение.
* * *
Измотанный донельзя, Прокопий пришел только к вечеру.
— Эти «упыри» высосали из меня все соки, торговались за каждый медный обол. — Он неодобрительно глянул на стоявшую за спиной Иоанна Зару и раскатал перед ним длинный пергамент.
Иоанн поднял взгляд на своего наставника.
— Все как мы договорились? Никаких сюрпризов?
Патрикий кивнул.
— Ставку за транзит оставили прежней, как при сардах. Четверть пошлины с каждого каравана пойдет в императорскую казну, а налог с города снизили до десятины против того, что они платили Хозрою. Взамен я повесил на них все расходы по нашему гарнизону.
— И как они это восприняли? — Иоанн с интересом включился. — Упирались?
— Больше для вида! — Прокопий улыбнулся в ответ. — Город отдавал сардийцам двадцать пять процентов от всего, так что, как вы и просили, новый договор с империей для них значительно выгоднее прежнего.
Иоанн с довольным видом поднялся.
— Как учит нас история, выгода — самый надежный фундамент для верности.
— Это, конечно, так, — лицо патрикия помрачнело, — но потери значительные, а деньги нам сейчас нужны как воздух.
Пессимизм наставника не омрачил хорошего настроения Иоанна.
— Все будет, когда мы вернемся в Царский город, а пока готовься, ты поедешь в Сардогад и привезешь мне оттуда мир с Хозроем. Думаю, это будет несложно, и потеря долины Ура станет для него приемлемой платой за поражение.
Лицо Прокопия вытянулось от удивления.
— Мой император, вы хотите, чтобы я оставил вас в такой момент⁈ Ради всего святого, найдите кого-нибудь другого!
— Кого⁈ — Иоанн уставился на своего наставника. — У меня есть только два человека, которым я могу полностью доверять — ты и Велий. Предлагаешь послать его? — Губы императора растянулись в улыбке. — Мы же оба знаем, что посол из него никудышный.
Несмотря на свое страстное нежелание покидать Иоанна в такой момент, Прокопий вынужден был признать его правоту — Лука великолепен в бою, хорош в переговорах с варварами, но для дворцов Сардогада, безродный комит — кандидатура, мягко говоря, не лучшая.
— Хорошо, я все понял, мой император! — Патрикий склонил голову. — Постараюсь отправиться как можно скорее.
Иоанн подошел к наставнику и с благодарностью тронул за плечо.
— Я знал, что ты поймешь меня.
— Всегда готов быть там, где я нужнее всего моему императору! — Прокопий выдержал взгляд Иоанна, а затем, расплавив сургуч, налил его чуть ниже подписи.
— Прошу вас… — Он расправил свиток, и Иоанн отпечатал на нем свой фамильный перстень.
— Вот так. — Выпрямившись, Иоанн удовлетворенно посмотрел на оттиск. — Поставим на этом точку. А с утра начинаем марш на перевал. Пора преподать урок вежливости султану.
Прокопий скатал пергамент и, убрав его в кожаный тубус, остановился, словно бы в нерешительности. Это не укрылось от Иоанна.
— Что-то еще, Прокопий? — Взгляд императора прочел сомнения в глазах своего старого друга. — Говори.
— Вы помните, я сегодня напомнил вам о Варсании.
