он сладкий, какой умненький. А она-то, дура, не взяла с производства трудовую книжку. Ну хороша, куда она без стажа? А куда она вообще, да и какой стаж при самой настоящей войне?
И вот так, перебежками да пересадками, побираясь и подворовывая в разбитых супермаркетах, за два с половиной месяца Людмила добралась до Москвы. Потому что Юрочку везли именно по адресу: Москва, Пятницкая улица, дом 17 дробь 4, строение 1, спросить Елизавету Петровну. Фамилию ее Людмила не знала, а может, не запомнила. Но это была хоть какая ниточка, которая могла привести ее к внуку.
В Москве в подвале, куда наконец пришла Людмила, ей сказали, что по поводу вывезенного ребенка надо обращаться не к ним, а к службам защиты прав ребенка и материнства, и дали новый адрес.
Людмила рухнула на шаткий стул и заплакала. В этот момент в подвале появилась худенькая женщина, в которой Людмила узнала ту, которой она отдала Юрочку. Женщина ее не вспомнила, но тут же приняла участие в ее судьбе. Прежде всего Людмилу сразу накормили, а потом женщина спросила, где она будет ночевать. Людмила с отчаянием сказала, что не знает, ни где ночевать, ни где искать Юрочку.
– Ну, Юрочку мы найдем. Это не проблема, поднимем людей, разыщем документы. Дело в том, что я не везла ребятишек до Москвы – я передала их по дороге официальным лицам. А вот где тебе жить это время… У тебя никого в Москве?
– Никого.
– А ты по профессии кто?
– Нянечкой работала, – соврала, как и задумывала, Людмила.
На самом деле кем она только не работала, а последние два года на производстве неизвестно чего в Донецке. Уборщицей.
– Слушай, – задумчиво разглядывая пухлую записную книжку сказала женщина, – мне пришло в голову… как тебя зовут?
– Людмила… Федосьевна Клыкова, а вас?
– Лизавета Петровна. Всё, сиди, у меня мысль… Да, сначала спрошу: ты не больная?
– Нет.
– Сколько лет?
– Пятьдесят восемь, почти шестьдесят.
– Пойдешь к старухе?
– К какой?
– Какая тебе разница. Сейчас схожу позвоню. А ты ешь пока, ешь. Мы тебе сейчас одежду подберем, а то видок у тебя непрезентабельный, нянечка.
Уже вечером, принаряженная в хороший добротный секонд-хенд, Людмила, которой еще и сумку подобрали с запасом одежды, жала по указанную ей адресу домофонную кнопку. Ответил мужской голос:
– Кто?
– Людмила Федосьевна Клыкова, – отрапортовала она.
– Входите!
И дверной замок открылся под неприятное бибиканье домофона.
Дом был высокий, но не очень.
На шестом этаже она вышла из лифта и огляделась в поисках нужной квартиры.
Одна дверь была распахнута. На пороге стоял смутно знакомого вида мужчина неопределенных лет. В подвале Людмилу предупредили, что хозяин – известный артист, а ее подшефная тоже артистка, оперная, но не такая известная. Людмила артистов знала плохо, поэтому не испугалась, хотя ее явно предупреждали о чем-то.
Дальнейший разговор был из области сериалов. Ей сразу давали отдельную комнату, тапочки, фартук и аванс. Хозяин немедленно выдал баснословную сумму, правда, сообщив, что из этих денег она будет кормить свою клиентку и по необходимости покупать ей нужные лекарства. Фартук и тапочки были уже готовы для другой женщины, которая не смогла приехать из самопровозглашенной республики Приднестровья из-за каких-то документов. Размер не подходил, ножищи-то у Людмилы сорок первый, но не до капризов. Фартук подошел.
На вопрос, впрочем прозвучавший безразлично, откуда она приехала, Людмила немедленно предъявила свой паспорт и, прибавив себе статус, сказала, что она медсестра и работала в больнице.
– Вот это хорошо, – обрадовался известный артист, которого она так и не узнала, потом посмотрел на часы и быстро проинструктировал по вопросам быта: продукты, белье, что отвечать по телефону, где лекарства и вообще нужно иметь свой мобильный.
– А где, – решилась спросить Людмила, – хозяйка где?
– Спит, наверное. Сейчас посмотрю.
– Вы уж представьте меня, а то, мало ли, кто я такая.
– Мама! – оглушительно гаркнул артист. – Ты спишь?
– Уже нет, – ответил слабый голос, – а что?
– Хочу представить тебе… как ваше имя?
– Людмила, – напомнила Людмила.
– Людмила, – так же оглушительно сообщил артист, судорожно надевая ботинки и поглядывая на часы.
– А Таня где? – неожиданно твердым голосом спросила мать.
– А как ее зовут, как зовут, как к ней обращаться? – занервничала Людмила, догадываясь, что артист сейчас исчезнет и оставит ее один на один с неизвестной дамой.
– Таня не приехала, прислала Людмилу.
– Но я никогда никакую Таню… – начала извиняться Людмила.
– Какая разница, – артист потопал ногами, укрепляя на себе обувь.
– А ты не можешь говорить со мной по-человечески? – четким требовательным голосом задали вопрос невидимая дама. – Я спросила, где Таня.
– Антонина Михайловна Успенская, – шепотом проговорил артист.
Раздался некоторый грохот – очевидно, в закрытую дверь что-то полетело не очень тяжелое.
– Ухожу, – сообщил артист Людмиле и крикнул матери: – До завтра, мама.
После этого почему-то на цыпочках исчез из квартиры. В комнате у хозяйки еще что-то упало.
Людмила осторожно приоткрыла дверь. Женщина на кровати не повернула головы:
– Где Таня? – спросила она нетерпеливо. – Мне нужна Таня.
– Она не смогла.
– Почему?
– Ногу сломала, – придумала Людмила.
Женщина на кровати помолчала. Волосы были всклокочены. Ворот ночной рубашки грязный. Зубы лежали отдельно в чашке на столике. Но голос у хозяйки был ясный и четкий. И этот голос спросил:
– Какую ногу?
– Не знаю, – залепетала Людмила.
– Правую или левую? – потребовал уточнить четкий голос оперной певицы.
– Правую, – обреченно сказала Людмила и подумала: хоть бы переночевать дали, а завтра найдется Юрочка и мы уедем с ним… Но куда? Куда мы уедем?
– Есть хочу, – неожиданно прекратила допрос хозяйка.
– Сейчас. Я быстро.
Людмила бросилась на кухню и стала соображать, чем бы накормить эту тетку. А голос уже командовал:
– В холодильнике кусок пиццы – согреть на сковородке. В баре коньяк. Дай срочно.
На слово «бар» Людмила автоматически рванула к входной двери, собираясь куда-то бежать. Но вдруг зацепила глазом странный стеклянный шкафчик. Сквозь стекло виднелись разные бутылки. Она достала коньяк и стала соображать, во что налить.
Голос из комнаты дал указание:
– В кухне над плитой шкаф, и в нем возьми два больших бокала. Налей в оба и сюда.
Людмила сообразила подать, как в иностранном кино, – поднос, два бокала с коньяком, кусок лимона и согретый кусок пиццы на блюдечке. Еще бы цветочек, но примула на подоконнике была дохлая – не очень-то эта Таня заботилась о доме.
Подала с поклоном. Забыла имя хозяйки, поэтому просто сказала: «Извольте!»
Красиво сказала.
Дама с трудом подняла голову от подушки и жестом приказала: помоги!
Людмила поставила поднос на кровать и стала помогать ей сесть. Но та вдруг конвульсивно дернула ногой, и все полетело к черту на пол: пролилось и разбилось.
Людмила стала медленно собирать в ладонь осколки бокалов. А дама, наконец развернувшись, высказалась матом сочно и красиво. И сразу отлегло – тетка оказалась нормальная, немного запущенная, языком владеет не хуже донецких и бить не будет.
– Дура, – почти пропела тетка, – все повторить!
Пиццы уже не было, но коньяк остался. Выпили бутылку до конца под плавленый сырок и Людмилин рассказ про Юрочку.
Певица рыдала в голос и немедленно требовала телефон, куда-то звонить.
В два ночи дозвонилась сыну и поставила условие: или он находит Юрочку, или она не знает, что сделает. Сын ласково послал ее подальше и бросил трубку. Потом Тонька и Людка заснули и проснулись с головной болью, но на «ты».
Юрочку не нашли ни завтра, ни через неделю. Лизавету Петровну Людмила никак не могла застать в подвале. А номер ее телефона не давали. Просили дать свой, а своего у нее не было. И она просто находила часок, когда Антонина спала после обеда, и бежала к метро. Узнав, что Лизавета Петровна улетела в горячую точку, Людмила немедленно возвращалась. И часто даже будила свою хозяйку: «Тонь, а, Тонь, кончай дрыхнуть, ужин скоро».
Так проходили дни.
Однажды по дороге в сортир Антонина заглянула в Людмилин закуток.
– Завтра, – сказала Антонина, – едем на кладбище!
– Господи, – захолодело в груди, – почему?
– Надо.
У певицы был штат близких друзей, которые выполняли все ее просьбы. Шофер Анатолий приехал за ней на машине. Людмила и Анатолий с немалым трудом доволокли Антонину к лифту. У нее не ходили ноги.
«Симулирует, – думала Людмила, – она не могла себе представить, как ноги могут не ходить. Они же для этого приспособлены».
Певица категорически отказалась сидеть впереди, и ее долго запихивали на заднее сиденье. Людмила села возле шофера. Антонина угнездилась сзади и сразу начала командовать:
– Правый поворот и сразу налево. Теперь прямо и остановись возле аптеки. Осторожно, красный свет!
Людмила робко сказала:
– Чего купить-то? Я куплю. Мне
