взгляд в ответ, продолжил расспрашивать:
– И кем же вы друг другу приходитесь?
– Одноприютники мы, – просто ответил Федотка. – Курган-батюшка вырос в Буяновском приюте, так и я там же. Он иногда навещал воспитанников, а мы ему концерты готовили. Я тогда свои стихи прочел, он так хлопал! Потом в приют разных учителей отправил, чтобы мы могли таланты свои развивать. Вот так было.
– Судя по всему, решение пошло всем на пользу, – похвалил Илия.
– А то как! – согласился Федотка. – Павлуша у нас охоч был кораблики мастерить, а теперь – главный инженер флота. Сонюшка – советница по делам образования. Они ж на нас опробовали систему свою, а теперь по всем Радожнам так учат.
– Это же где столько пристойных учителей нашли? – усомнился Тристан.
– Так не с бухты-барахты придумали, годами все возводили.
На лице Тристана отразился скепсис. К Федотке подбежал мальчишка, о чем-то спросил. И пока поэт отвлекся, Тристан шепнул Илии:
– Как-то складно и приторно все. Как этот жженый сахар.
– Да? А мне горчит, – пожаловался Илия, разглядывая последний кусок пирога.
– Я тебе потом скажу, что это горчит, – буркнул Тристан.
Он выглядел напряженно и говорил, понятное дело, не о радожских традиционных угощениях. К ним вернулся Федотка.
– Ваше Величество Илия I, дерзну спросить, а что же матушка ваша, королева Леслава, не изволила вас сопроводить? – осторожно спросил поэт.
Тристан вознамерился ответить, что решение о формировании делегации принималось закрытым советом и согласно протоколам, но Илия примирительно сжал его предплечье и сам пояснил:
– У Ее Величества королевы много неотложных дел в столице – она организует благотворительный Фонд Белого Сердца. Но она очень желала отправиться в эту поездку, надеется теперь посетить Радожны при более благоприятных обстоятельствах.
У Илии было чувство, будто он говорит это в телефонную трубку, и на другом конце провода его слушает Рогнева. Федотка удовлетворился ответом или просто не пожелал быть настырным, что было, по ощущениям Илии, странно. Федотка виделся ему таким человеком, которые заполняют собой все пространство, даже если стоят в концертном зале или поле. И оба эти обстоятельства отлично подходили и его внешности, и его харизме. Даже Илия с его мужественной статью и лицом со старинных картин мерк на фоне поэта, но только тогда, когда Федотка говорил и двигался. Стоило ему умолкнуть и замереть, как он легко сливался с толпой и становился почти незаметным. Вот и сейчас, едва они распрощались, как Федотка растворился в разношерстной ярмарочной реке.
Радожская погода в ту пору была на редкость серой, слякотной, грязь дорог пыталась поглотить любой цвет, холод – румянец, теплая одежда – броскость типажей, но люди вокруг старались вопреки всем природным невзгодам приукрасить и мир, и себя. Они расписывали здания, вешали флажки и ленты, находили цветы и плели из них венки, и улыбались даже там, куда это все тяжело было нести. Радожцы разительно отличались от сдержанных и закрытых эскалотцев. Последние были вежливы и учтивы. Но стоило ситуации превысить градус будничной суеты, они говорили «это не мое дело» то извиняющимся, то, напротив, равнодушным тоном и стряхивали с себя чужие проблемы. Радожцы же были участливы и порою назойливы. Им до всего вокруг было дело – иногда их интерес и готовность вмешаться становились лишними, но удержать их было сложно. Стоило одному броситься на помощь, как суматоха привлекала всеобщее внимание, и через мгновение уже целая толпа помогала маленькому мальчику искать сопровождающих его взрослых, а потом ругала их за халатность. Илии нравилось в Радожнах, но его пылкость остужал непроницаемый Тристан.
Вечером в комнате раздался телефонный звонок. Тристан доложил, что Рогнева Бориславовна приглашает Илию на чай. Рыцарь попросил не уходить без него, пропал на полчаса, а вернувшись запыхавшимся, сообщил, что получил опровержение родственных связей между Илией и Курганом.
– Успокоился? – едко спросил Илия.
– Нет, – ответил рыцарь, игнорируя его намеки.
Илия, посмеиваясь, стал собираться. Тристан сидел в углу комнаты и смотрел на него искоса.
– Слушай, у тебя до мурашек тяжелый взгляд, – нервно сказал Илия. – Ты можешь менее осуждающе и затравленно на меня смотреть? Я тебя ни к чему не принуждаю.
– А, да? То есть можешь сейчас пойти и сказать Рогневе: «Спасибо, вкусный чай. Вождю Кургану желаю доброй памяти. Мы поехали»? – процедил он, не сводя прицельного взора.
– Да, могу, – внезапно ответил Илия и встретил его взгляд с вызовом.
Тристан резко отвернулся. Илия без комментариев продолжил собираться. Когда он уже завязал шнурки ботинок, на том конце комнаты раздался тихий голос.
– Решай сам. Я со всем соглашусь, – сказал Тристан коричневым портьерам, даже не взглянув на короля.
В кабинете Рогневы ничего не изменилось, кроме его хозяйки. Она выглядела уставшей, но победившей. Илия спросил:
– Вы со всем справились?
Она кивнула.
– Поздравляю!
– Спасибо, – она отряхнула руки от печенья из льняной муки и начала тяжелый разговор. – Я намерена сегодня закрыть все вопросы и завтра знать, что имею и что могу с этим делать. Я жду ваш ответ, каким бы он ни был.
Печенье застряло в горле Илии, он запил кусок чаем и сглотнул ком. Откашлявшись, он произнес:
– Я вижу верным помочь вам. И я хочу этого. Цельность моего решения нарушает неприятие моего рыцаря. Он сделает, что я скажу, но он не хочет участвовать в этом деле.
– Он объяснил вам причины? – Рогневе не нравилось, что главный исполнитель ритуала категорично настроен.
– Как я понял… – Илия попытался сгладить радикальные высказывания Тристана, но затрезвонил телефон.
Рогнева сняла трубку, выслушала причину звонка, произнесла короткое «Подождет» и завершила разговор. Всем видом она выражала, что слушает короля.
– Суть его отказа в том, что он в точности не может предугадать исход: в какой форме будет вождь, как он будет… функционировать, – Илия едва ли не мямлил в конце.
– Его волнует биологический вопрос? – прямо спросила Рогнева.
– Д-да, я думаю. Есть разница между тем, оживлять ли… – его вновь прервал громкий звонок и его потявкивающее эхо.
Рогнева извинилась, сняла трубку и тут же агрессивным жестом припечатала ее обратно на станцию. Илия воспринял это как знак продолжать:
– В общем, он знает, как оживлять то, что никогда не было живым и имело только образ человека и того, кто был жив, но теперь физически мертв. Как мы знаем, его мысль и намерение нужно поместить в проводника. Но такого нет. Поэтому – непредсказуемо, – подытожил Илия, но поторопился добавить: – Я предполагаю, что можно получить неестественный…
Звонок. Лицо Рогневы выразило то, чего испугался даже Илия. Она сняла трубку и спросила:
– Вы там безумные, что ли?
