презрительное, гадкое сочувствие. Я не хотел себя ассоциировать с этим бедолагой. Как он там живёт – существует и только. На свою жизнь повлиять не может. Работает, ходит-бродит по бульварам и вздыхает помаленьку. И всегда за ним тень сожаления тянется. Его смогла очаровать жестокость корриды под белым сушащим солнцем, но те яркие дни эмоций в его жизни были лишь брошенным в воздух конфетти. Оно осыпалось, когда кончилась фиеста. И вновь тоска. В общем, мы с героем так и не поняли, как нам быть.
На минуту вновь воцарилась тишина.
Наконец, Лерри сказал:
– Ты никогда не поймёшь, пока не ощутишь утрату. Думаешь, бога нет, а он раз – и появился в тебе. Он заполнил то место, где раньше было что-то для тебя важное. Хотя тебе казалось, что тебя-то уж точно не коснётся беда.
– Моё отношение к богу равносильно моему отношению к снежному человеку, – отозвался я вопреки своим рассуждениям. – Мне плевать, если что-то у меня отнимут. У меня есть запасной план.
– Очень интересно, – сказал Лерри. Бьюсь об заклад, он комично вздёрнул брови. – Может, он и мне подойдёт?
– Я уже сейчас коплю на самолёт. Буду работать, пока сил хватит. И тогда куплю себе крылатого коня. Я с детства о нём грежу. Во сне я часто вижу себя за штурвалом. Для меня это не меньший смысл, чем быть полноценным мужчиной. Так что я останусь счастливым и без бога. Фиеста, может, и кончается, но летать я смогу, когда захочу.
– Ты увлечён, это хорошее качество. Что ж, – вздохнул Лерри. – Скажу тебе только одну вещь: если вдруг твои запасные планы провалятся, бог всегда тебя примет. На любом этапе твоих воззрений.
Я отрицательно помотал головой, словно убеждая самого себя.
– Мне так не кажется. Часом ранее я спустил штаны перед этим парнем на алтаре. Хотел проверить, на месте ли у меня совесть. После такого навряд ли он мне грехи отпустит.
Отец Лерри ответил поразительно спокойным и добрым голосом (возможно, на его губах притаилась кроткая улыбка):
– Мой юный друг. Твой поступок никоим образом не может оскорбить статую, стоящую на алтаре. Человек сотворил эту статую, человек дал ей имя. Но и с именем статуя продолжает быть всего лишь куском алебастра.
Знаешь, я тоже дал имя моей церкви, зову её Маленькой Розой, общаюсь с ней, забочусь о её состоянии. Хочется думать, что ей от этого приятно. Конечно, ей всё равно. Важны люди, Макс, которые приходят сюда. Им ты должен говорить добрые вещи, и только им ты можешь сделать больно. Не статуе.
– Так вы что же, не верите, что Иисус с вами общается через этот самый алебастр? – удивился я.
– Послушай, – сказал Лерри, должно быть, морща узкий лоб. – Ты не так меня понял. Бога – в небе на облачке – нет. По крайней мере, не в это я верю, не про это говорил. А говорил про силу, которая в тебе рождается, чтобы помочь самому себе выкарабкаться. Научившись справляться, ты начнёшь помогать другим. Я прихожу сюда, чтобы создавать людям иллюзию. Даю им веру, ощущение того, что кто-то за них беспокоится. С верой в силу, которой на самом деле у тебя нет, гораздо проще принимать свои горести и переживать их. Вот какой у меня Господь.
Я закинул руку на затылок, соображая. Затем достал две сигареты, зажёг спичку. Одну сигарету просунул в окошко, подсветив. Из темноты через оконные ромбовидные отверстия ко мне вынырнуло лицо священника, спичечное пламя озарило его слабым багрово-оранжевым светом. На меня будто смотрел сам дьявол. Но я не из пугливых – сам из дьяволов. А ответный взгляд Лерри был в точности тем же, как и в то утро, когда Иисус, покидая Тео, чуть нас всех не потравил. Взгляд, полный какой-то обречённости. Но я предлагал выход. Дед всегда говорил, выход есть из любой ситуации. Поэтому я не отступал, держал сигарету, и Лерри, как и ожидалось, потянулся за ней.
Выходило, он не был таким уж придурком, каким я его считал. У него просто своеобразный подход к проблеме. Я почувствовал нечто родственное и даже стал уважать этого типа в рясе.
– Вы – правильный священник, – сказал я. – Вообще священников на дух не переношу, но вы – что надо.
Лерри затянулся.
– Хранящий заповедь хранит душу свою, а нерадящий о путях своих погибнет[81], – произнёс он тихо.
Я кивал. Звучало красиво. Но бестолково. По крайней мере, для меня-то уж точно. Мы молча выкурили по сигаретке. Затем отворили двери, чтобы проветрить конфессионал. Мальчишки остаются мальчишками.
Глава 23
Рука в окне
С рассветом кончился срок моего наказания, и я не мешкая вернулся в университет, намереваясь принять душ и принарядиться в костюм для проводов достопочтенно- го Тео.
Я отворил дверь в нашу с Адамом комнату, но дальше и шагу не сделал – организм испуганно отшатнулся обратно в коридор при виде десятифутового кальмара Фредди. Он стоял во всей своей плюшевой мерзости посреди крохотной спальни, на пятачке с ковриком, походя на ножку гриба от ядерного взрыва. Резиновые щупальца были буквально везде, даже на моей кровати.
Я запустил пятерню в волосы.
– Что за чёрт!
Кальмар медленно отвернул от меня тыльную сторону и поприветствовал:
– Доброе утро, – из крохотной прорези для глаз раздался знакомый флегматичный голос.
– В таком виде ты собираешься на похороны? Отдаю должное, ты меня переплюнул.
Я решил, что Адам и вправду сбрендил. Мне даже неловко было как-то в его эту муть лезть со своими тараканами. Я прошёл к комоду, чтобы достать чистое бельё, как вдруг почувствовал знакомую шершавую плоть, прижавшуюся к моей спине. Не успел я повернуться, как Адам навалился на меня всем своим маскарадом. Мы рухнули на пол, как груда книжек с высоченной полки. Белобрысый начал брыкаться, лёжа на мне, непонятно что изображая, а я, кроме боли и тяжести, сдавливающей рёбра, ничего не понимал. Наконец я собрался с силами и спихнул с себя спятившего норвежца.
– Я зову доктора. Тебе пора в психушку!
Кальмар лежал на спине, упираясь смятой головой в стену.
– Лучше помоги встать.
– Нет уж, лежи! Так ты мне больше нравишься.
– Не глупи и помоги встать, – повторил Адам строго.
Я не знал, что думать. Протянул руку и помог этой особи встать.
– Ну, что? Теперь дошло? – спросил Адам.
– Что тебя надо показать врачу? Я всегда это говорил.
– Макс, неужели ты не видишь? Я с трудом нацепил этот костюм,
