про это имеешь сведения. Был же план действий на тот или иной случай, в зависимости от исхода дела при Фанесе.
— Нападет, — прохрипел турок после очередного вмешательства палачей. — Постарается отомстить за позор…
— Куда?
— Не знаю.
— Жгите!
— Клянусь Аллахом, не знаю!!!
— Жгите!!!
От пытаемого уже повалил бурый дым, а толку не было.
— И вправду, не знает, наверное… — прокомментировал Каурсэн.
— Гийом, ты всегда думаешь о людях лучше, чем они есть на самом деле, — едко заметил Филельфус. — А ведь мусульманам их закон разрешает обманывать христиан. Это даже рекомендуется, если мусульманин может таким образом сохранить себе жизнь.
— Брат Филельфус, я давно бы должен привыкнуть, что твои познания бездонны, а все никак! — искренне восхитился вице-канцлер. — Где премудрости нехристей набрался?
— Там же, где и языку, — холодно ответил секретарь, — и не хочу об этом вспоминать. Впрочем, если угодно, могу поведать вот что: и достопочтенные братья немного отвлекутся, и наш поджариваемый чуть-чуть оклемается. Они могут клясться кем и чем угодно, а потом нарушить свою клятву со словами: "Разве я клялся на Коране?" Или под любым другим предлогом. Так они провели боснийского короля. Грамоту дадут — потом опротестуют и скажут, я дал грамоту стоя, а надо было сидя — и наоборот.
Магистр улыбнулся и спросил:
— А что, братья, есть у нас Коран? Было бы недурно велеть этому нехристю поклясться на нем, коль скоро мой секретарь прав.
— Чего нет — того нет, — отозвался Филельфус, — но достать впрок, полагаю, будет несложно, когда прибудут мусульманские зерновозы из Африки.
— Можно у Убальдини поинтересоваться — он всякую премудрость уважает, — заметил дель Каретто, на что Филельфус желчно отозвался:
— И это можно. Главное, чтоб Фрадэн не прознал. Представляешь, что будет?
— Братья, — утихомирил всех магистр, — Фрадэна все мы прекрасно знаем, каждый от него наплакался. Но мы отвлеклись. Пока мы здесь шутки шутим, Мизак проливает кровь наших братьев и подданных. Если б мы знали, куда он подевался, можно было бы отправить хоть какую помощь… Адмирал ведь приводит галеры в готовность?
— Приводит, — доложил дель Каретто, — но вряд ли сделает это быстро. Приор Бранденбургский, несмотря на рану, предпринял кое-что, но, чувствуется, затея его провалилась.
— Что именно он предпринял, брат Фабрицио?
— Он распорядился снарядить и послать в разведку из Фанеса пару-тройку фелук, но либо они турок не нашли, либо — что вероятнее — враг их обнаружил и потопил. Потому можно утверждать — Мизак где-то между островов, а где — Бог весть.
— Давайте жарить турка, — мрачно предложил Филельфус. Он подошел к пленному и зловеще произнес: — Если не хочешь умереть на колу, говори, куда мог поплыть Мизак-паша.
— Слушайте, где пальба громче — там и ищите… — так же мрачно изрек турок. — Куда его приведут советники, там он и будет.
А находился паша у острова Тилос, что лежит на полпути от Родоса к Косу. И приведен был туда лукавыми советчиками — Мелигаллом и Софианосом. Да и мастер Георг Фрапан одобрил обстрел тамошней крепости, считая, что ее вполне по силам взять штурмом.
Эта акция, в случае успешного осуществления, дала бы многое. Во-первых, она заслонила бы собой позорище при Фанесе, а во-вторых, позволила бы в будущем отрезать Кос и, возможно, замок Петрониум от осажденного Родоса, что было немаловажно.
Пока родосцы не узнали, где Мизак-паша, он буквально у них под боком громил из пушек тилосскую крепость, расположившуюся на горе, в которой укрылось местное население, а захваченные при Фанесе пленные османы — из тех, что не умерли под пытками — кончили свое бренное земное существование на кольях или были колесованы на радость жителям.
16
Восемь дней Мизак-паша бомбардировал крепость с судов и с высаженных на сушу батарей. Почему орденские силы не пришли на помощь гарнизону островка, нигде не указывается, хотя не обнаружить врага на столь близком расстоянии было невозможно; единственным рациональным объяснением является только неготовность флота иоаннитов.
Скорострельность пушек XV века, как уже говорилось не раз, была минимальна, однако, если целенаправленно бить в одно место из многих орудий, все равно появится бреш. Так получилось и на этот раз.
Турки, опозоренные при Фанесе и теперь "пасшиеся" на островке, с нескрываемым злорадством наблюдали за разрушением крепости. Многие рвались в бой, и как только часть стены рухнула, они практически без приказа ринулись туда.
Мизак-паша вовсе не возражал, только приказал дать запоздавший сигнал на приступ. Более того, считая дело удавшимся, он сам, не торопясь, вместе со своим штабом и знаменами, направился к крепости.
Подбадривая своих воинов, паша обещал им то, что они сами давным-давно прекрасно знали: тот, кто водрузит знамя на стене, станет санджакбеем[40], прочим героям штурма — должности поменьше либо деньги и одежды, а калеки рассчитывали на прокорм и обеспечение от султана до самой смерти. Эти обещания выполнялись всегда, даже если город или крепость не были взяты.
Впрочем, в первый раз ничего не получилось. Фанатизм — вещь неплохая, но в век огнестрельного оружия не всегда срабатывает. Защитники яростно отстреливались, а их "высотное" положение по сравнению с атакующим врагом позволяло им закидывать османов камнями. Могли бы в ином случае и кипятком со стен полить, но с краев бреши это было делать неудобно.
Зато мусульман ожидал другой неприятный сюрприз — оборонявшиеся, предвидя обрушение стены, словно трудолюбивые муравьи (а народу в крепость собралось прилично!), натаскали к месту будущего обвала множество камней, бревен и прочего всякого, образовали перед нарождающейся брешью целый вал. В общем, штурм был отбит.
Разъяренный Мизак-паша приказал продолжить стрельбу из пушек и вместе с тем уже готовиться к правильному приступу — отбитые янычары с ворчанием начали плести защитные щиты из прутьев и рубить деревья на лестницы. Фрапан докучал паше своими теоретическими построениями, так что, в конце концов, удостоился окрика и, обиженный, отстранился от всего вообще.
Осажденные под грохот орудий продолжали заваливать брешь, гибли от ядер и осколков камней, разлетавшихся во все стороны от места, куда угодило ядро, но все равно мужественно делали свое дело.
Обеспокоенный Софианос нашептывал паше:
— Надо опять идти на приступ — до завтрашнего дня они за ночь сведут на нет все усилия наших пушкарей.
— Ты что, Деметриос, янычар не знаешь? С утра до полудня крепость не взяли — до следующего дня не пойдут.
Нет, на это и рассчитывать нечего. Сделаем вот что — переведи часть кораблей к северной части острова, а Мелигалл пусть проведет их еще дальше, вокруг оконечности, и возьмем их
