сказал! — весело заявил тот водитель, что постарше.
Прокашлявшись, я жестом подозвал к себе Елену.
— Только вообще-то… я гость, а не водитель. Хотел спросить, насколько сильно опоздал; может, вы в курсе, на каком этапе церемония?
Мужчины синхронно повернули в мою сторону головы — и разом заржали.
— Опоздал? — хмыкнул парень с бакенбардами. — Это же вечер аристократов. Если назначено к восьми, то дай Бог, чтобы всё началось к десяти. Я не жалуюсь, — он потер тремя пальцами, — у меня-то оплата почасовая.
Мужчины рассмеялись и, быстро утратив к нам интерес, начали обсуждать ремонт форсунок и сайлентблоков. Для меня, в свою очередь, интереса не представляло уже это.
Обойдя парковку, мы с Еленой направились к главному входу в Ратушу. Водители не соврали, и даже около входа ещё маячило приличное количество народу.
Сама Ратуша представляла собой довольно массивное здание с высокой, выделяющейся на фоне малоэтажной застройки города, башней. Память Стерлинга подсказывала, что здесь и сейчас располагалась администрация города. Конечно, связи Кислевских с местными властями позволяли устроить в красивом старинном здании торжественную церемонию… Вот только хотел бы я посмотреть, что будет, если сюда припрётся какая-нибудь глухая бабка за справкой от горсовета. Даже не представляю, как ей будут объяснять, что сегодня тут свидетеля на свадьбу отбирают.
Мы с Еленой заняли место в быстро продвигающейся очереди на вход. Около дверей стояло двое охранников, которые, видимо, знали всех гостей в лицо, а поэтому особой волокиты не было — гости продвигались достаточно быстро.
Впрочем, для некоторых даже такой темп был слишком медленным.
— Эй, мелюзга, — раздался у меня за спиной снисходительно-презрительный женский голос, — а ну пропустили нас вперёд. Мы спешим!
Я резко развернулся на месте. Передо мной стояли девушка лет двадцати в вычурном зелёном платье и какой-то старик с остатками растительности на голове. Он был одет в смокинг и выглядел так, словно не совсем понимал, что вообще здесь делает. Девушка же, наоборот, всем видом показывала свою важность… или, по крайней мере, пыталась. Её лицо пережило столько пластических операций, что челюсть двигалась как у какой-то видавшей не один спектакль марионетки.
— Постоите, — сухо отрезал я.
— Ты, кажется, не понял кто мы, — она старалась звучать как можно серьёзнее и весомее. — Ты говоришь с женой Николая Роттена.
Я приподнял бровь и посмотрел на старика, который что-то увлечённо рассматривал на небе.
— А он в курсе? — хмыкнула Елена.
Жена самого Николая Роттена удивлённо выпучила глаза, после чего презрительно поджала губы.
— Я не знаю, кто сюда пустил какую-то колхозницу со школьником, но поверь мне, дорогая, что ты ещё не один год будешь жалеть о том, что сейчас сказала.
Елена хищно улыбнулась.
— Колхозница? Знаешь, — девушка слегка склонила голову, вглядываясь в собеседницу, — я давно заметила одну забавную штуку. Громче всех кричат про колхозников те, кто сам ещё вчера доил корову. Да, милая?
— Я…я… — лицо жены Роттена побагровело.
— Выскочила за старика с деменцией, — Елена цокнула языком. — Это, конечно, похвально. Но если хочешь кого-то упрекнуть в бедности, то сначала убедись, что у самой сумка не палёная, знаешь?
Собеседница Елены механически спрятала свою небольшую сумочку за спину и заткнулась.
Мы сделали шаг вперёд.
— Что смотришь? — улыбнулась мне Елена. — Когда у тебя половина потока состоит из мажорных куриц, то ты рано или поздно учишься с ними общаться на их языке. Я умею постоять за себя.
— Да мне деда жалко, — я мельком глянул назад. Роттен всё продолжал с улыбкой на лице выглядывать каких-то птиц в небе.
Елена рассмеялась.
Через пару минут мы уже стояли перед охраной. Мужчины внимательно осмотрели меня с головы до ног, переглянулись и кивнули друг другу, тем самым давая мне добро на то, чтобы пройти внутрь.
— Мой плюс один, — я указал на Елену. — И у меня есть просьба.
— Что такое? — один из охранников наклонился ко мне поближе.
— Господину Роттену за нами плохо, но он не признаётся. Предложите ему какое-то время постоять на улице, на птичек посмотреть, — я улыбнулся. — Чисто так, по-человечески.
…мы зашли внутрь.
Внутри здание было торжественно украшено к отбору в свидетели. Почему-то люди обожают раздувать пафос во всём, что связано со свадьбой, даже до самой свадьбы. Поэтому всё вокруг было завалено какими-то шарами, постерами, открытками и прочей лабудой. Ни меня, ни Елену, это, впрочем, не особо впечатлило.
До главного зала было рукой подать. Найти его было очень просто по толпе народу, что двигалась в сторону действа и доносящейся оттуда классической музыке.
— Стерлинг!
Кажется, Антон уже ждал нас. Выглядел он тоже весьма торжественно и к моему удивлению на лице у него сияла улыбка — в таком состоянии я ещё ни разу парня не видел. Стоило ему нас завидеть, как он тут же подбежал поближе и всучил мне в руки бокал шампанского.
— Стерлинг, я уже начал переживать, что ты передумал! — он по-дружески похлопал меня по плечу, после чего удивлённо уставился на Елену. — Елена Александровна? Со Стерлингом? Вы меня сейчас удивили сильнее, чем даже когда поставили ту четвёрку в прошлом году.
— Здравствуй, Антон, — вежливо улыбнулась Елена.
— Ну, — я оглянулся по сторонам, — и когда начинаем?
Люди только занимали свои места, если можно так сказать. В центре главного зала всё было чисто; обычно предназначенное для балов и танцев место, сегодня, похоже, должно было стать ареной для процесса отбора.
Мордобоя, то бишь.
Зато со всех сторон от него от центра стояли столики, за которые то и дело падали всякие важные аристократы и толстосумы со своей свитой. Судя по всему, «зрители» предвкушали шоу. Интересно, а ставки не делали?
— Скоро, — парень отпил шампанского. — Знаешь… Довольно смело с твоей стороны было соглашаться на моё предложение.
— Правда? — я приподнял одну бровь.
Антон хмыкнул.
— Скажу честно… Многие бы даже чихнуть в этой комнате побоялись. И дело тут не в мастерстве мечника.
— Не переживай, — я махнул рукой. — Я далеко не в первый раз я заперт с напыщенными индюками.
— Потише, — с опаской бросила Елена, оглядываясь по сторонам.
Я просто пожал плечами.
Антон с улыбкой указал на один из столиков.
— Вот этот «индюк» — Роберт, мой двоюродный